Как любить животных в мире, который создал человек

Охотники знают о лесе куда больше меня и больше меня делают для его сохранения. За трехдневную охоту каждый из них заплатил больше €2 тыс. плюс еще где-то €80 за убитого кабана – по весу. Тони, фанат «Ливерпуля», сделал удачный выстрел, но говорит, что больше всего в тот день его впечатлило зрелище убегающих благородных оленей. Несколько мужчин жарко осуждают отстрел птиц в Британии и охотников, которые прилагают мало физических усилий. «Это просто стрельба, а не охота. Это совсем не то же самое», – говорит один из них.

Но и на этой охоте не обошлось без боли. На следующий день в шесть утра охотники выпивают по рюмке «Егермейстера» и завтракают. В утренней дымке мы выходим в лес и занимаем позиции над ложбиной. Красотой мы любуемся недолго. Один из охотников – он всегда казался мне не лучшим стрелком – попадает в кабана, но не убивает его. Животное падает на обочине тропинки и корчится. Собака впивается ему в заднюю ногу. Хуберт походит и перерезает кабану горло. Тело продолжает биться в спазмах: задние ноги изображают невозможный теперь галоп, голова склоняется как будто для еды.

Но для меня самый тревожный момент той охоты был связан не с кровью. Он наступил, когда мне пришлось вместе с егерями гнать кабанов к охотникам. Именно тогда я почувствовал ответственность за то, что мы делаем: толкаем диких животных к смерти. Можно оправдывать охоту заботой об интересах популяции, но ты все равно произвольным образом выбираешь, какой особи жить, а какой погибнуть. Мы шли через кустарник, громко разговаривали и периодически издавали возгласы. За этим следовали топот, хруст листьев и приближение смерти. Не то чтобы это казалось неправильным, но чувство было мрачное.

Зачем люди охотятся? Противники подозревают в этом темный изъян психики. Ученые пытаются анализировать на предмет искренности фотографии охотничьих трофеев – их называют снимками «покажи и улыбнись». Есть попытки искать эволюционные причины охоты. Результаты не впечатляют. Является ли охота способом повысить социальное положение и привлекательность для половых партнеров – так же как владение домашними животными? У австралийского племени мириам удачливые охотники имеют больше детей и больше партнерш, чем другие мужчины. Коррелирует ли охота с социопатическими наклонностями, например желанием причинять животным боль? Если да, доказательств у нас нет.

Я могу сказать, что эта группа шведов не показалась мне психологически неадаптированной. Они не были одержимы жестокими убийствами и оправдывали охоту желанием бывать на природе и ее необходимостью для окружающей среды, что довольно правдоподобно.

Это очень мужское занятие. Исследования охоты у шимпанзе говорят о том, что от 70 % до 98 % убитых животных приносят самцы. Гендерный перекос есть и у охотников-людей, хотя грубая сила здесь требуется редко (даже охотникам и собирателям тяжелее всего выследить дичь). У племени кунг в Калахари мужчина не может жениться, пока не совершит ритуальное убийство крупного самца и самки. Женщины считаются для охоты плохой приметой: стрела, до которой они дотрагиваются, никого не убьет, а мужчина, который в ночь перед охотой имел половую близость, обречен на неудачу. Женщины у кунгов, конечно, приносят значительную часть пищи, но это овощи, а не мясо. Антрополог Лорна Маршалл наблюдала, как мужчин, возвращающихся домой с убитым страусом, женщины приветствуют танцем. «Осмелюсь заявить, что женщин с овощами так никогда не встречали», – отмечала она в 1970-х годах. Несколько десятилетий спустя отголоски этой традиции не исчезли. Тем не менее среди охотников мужчины преобладали не всегда. В обеих Америках были найдены места погребения, которым как минимум семь тысяч лет, где две пятых людей, похороненных с охотничьими принадлежностями, составляют женщины. Чтобы охота стала этичной и социально приемлемой в сегодняшней западной культуре, в ней должно стать меньше мачизма.

Я уезжал из Польши с мыслью, что охота, наверное, не для меня: у меня есть и другие поводы выпить. Но я много месяцев не чувствовал такой близости к природе. Я слышал и видел так, как, возможно, слышал и видел Леопольд столетие назад.

У меня сложилось уважение к охоте. Я не позволил бы детям заниматься некоторыми видами спорта, например регби и американским футболом, потому что это просто опасно. Некоторые виды спорта, например бокс, по-моему, вполне можно запретить. Есть виды спорта, например коррида, настолько кровожадные, что мне сложно представить человека, которому они доставляют удовольствие. Охота – по крайней мере, то, что видел я, – лучше, чем все это. Она ощущается нужной, сдержанной, связанной с реальностью.

Когда мы ехали обратно в Берлин, Йенс рассказал мне, что охота помогла ему восстановиться после эмболии. «Я не боюсь смерти как таковой. Я вообще ничего не боюсь», – признался он.