Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Чтобы убедиться в вышесказанном, достаточно вспомнить несколько новых явлений, ожививших постсоветский литературный ландшафт. Р. Сенчин, один из лидеров литературного поколения, родившихся в 1970-х, сознательно следует распутинской традиции (во всяком случае, в своих текстах о деревне). О самом ярком прозаике поколения родившихся в 1980-е С. Самсонове пишут, увы, мало, но если пишут, то не могут обойтись без сравнения с Набоковым или Шолоховым. Или последнее открытие «Букера» – роман А. Николаенко «Убить Бобрыкина». Каждая рецензия на него строится на улавливании стилистического эха: критикам слышится Белый и Сологуб, Хармс и Саша Соколов, порой даже Гоголь или ранний Битов. Но где в этом потоке сравнений и косвенных определений индивидуальные голоса дебютантов постсоветского времени?

Если русское общество не вернется в состояние литературоцентризма, русская литература будет обречена остаться грандиозным музеем разнообразных стилистических практик. Что должно произойти, чтобы этого не случилось?

Вероятность 1. Выбор между музеем и супермаркетом в пользу последнего. Как положено в буржуазном обществе, возникнет некая институция, которая закачает в литературу деньги, достаточные для того, чтобы литература превратилась в увлекательную индустрию, стала чем-то вроде мундиаля (который – о, ужас! – тоже всерьез обсуждаем в интеллигентском «Фейсбуке»). Тезис о том, что в постиндустриальном городском пространстве культура становится драйвером развития экономики, звучит довольно часто. Актуальное визуальное искусство продемонстрировало успешность этой стратегии.

Вероятность 2. Историческое событие огромного масштаба, которое изменит всю мировую ситуацию и вместе с этим вернет литературу в центр общественного поля (по крайней мере, в России). Это не обязательно катаклизм, вроде мировой или гражданской войны, распада государства, экономической депрессии. А. Блок в своей публицистике заблуждался: ожидание перемены не равно ожиданию катастрофы.

Вероятность 3. Литературоцентризм предполагает не только реакцию писателей на внешние раздражители, но и потенциал жизнетворчества, жизнестроительства. Способность литературы идти впереди жизни, наполнять жизнь смыслами – это имманентное качество литературы. Модернисты Серебряного века не столько отражали метафизическое состояние атмосферы жизни, сколько создавали эту метафизику. Не хочется произносить лозунг «Назад к модернизму!». Но нельзя забывать о том, что естественное развитие русского литературного модернизма было дважды искусственно прервано – гражданской войной в России и Второй мировой войной в эмиграции. Нереализованный в первой половине ХХ века потенциал модернистского миросозерцания и письма обещает явление неомодернизма.

В 2018-м закончило школу и вышло во взрослую жизнь первое поколение родившихся в нулевые. Может быть, эти дети стабильности, согласно русскому принципу парадоксальности исторического пути, дистанцируются от советского и постсоветского, отбросят тяжкие оковы исторических травм ХХ века, осуществят гегелевское снятие и начнут определять себя не как «пост», а как «нео».

Возможности будущего всегда богаче опыта прошлого. Литература – это творчество, а не повторение пройденного. Русской жизни недостаточно самой себя, она требует наполненности смыслом. Это все банальные мысли, но их нельзя забывать. Их логическое продолжение: Россия обречена быть литературоцентричной страной.

Алексей Саломатин Об убийственной наглядности форумов молодых писателей и они-же-детях от литературы

Вряд ли кто станет спорить с тем, что в начале третьего тысячелетия ощутить в себе по молодости лет склонность к писательству означало вытянуть счастливый билет.

Если иные времена располагали к тому, чтобы податься в бизнесмены или покорители целины, то в минувшие двадцать лет все говорило за то, чтобы избрать поприщем литературу – ни до, ни, по всей видимости, после о таком количестве перспектив и преференций для молодых литераторов говорить не приходилось и не придется. Начинающих авторов, едва из колыбели, ожидали гостеприимные семинары, перед ними распахивали развороты статусные «толстяки», а премиальные лифты стремительно возносили к заоблачным высотам. Примечательно, что ставку на молодежь делали как представители условно консервативного лагеря, ратующие за преемственность традиции, так и травмоцентричные нигилисты, при слове «преемственность» хватающиеся за дискурс.

Причины этого явления – от закономерного спроса на свежие имена, спровоцированного истощением к началу нулевых потока возвращенных и извлеченных из подполья текстов, до банальных потемкинских пантеонов – в данном случае не столь важны, а вот прикинуть некие предварительные итоги уже можно. Благо двадцать без малого лет (если вести отсчет от первого «Дебюта» и первых «Липок») – срок вполне репрезентативный.