Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Помню, как ругали когда-то Льва Данилкина за его рецензии в «Афише», в которых каждая книга представлялась как обязательная к прочтению. Кричали: «Он все хвалит!» Требовали ругать. Но бог знает, сколько книг Данилкин прочитывал, чтобы найти те крупицы, которые посоветовать читателю. Он хотел, чтоб читали, привлекал людей к чтению. Нынешние же властители умов вроде Кузьменкова и Чекунова людей от чтения отталкивают.

Я писал об этом не раз. В том числе и в «Легкой кавалерии». Но повторение, как заметил, полезно. Того же Кузьменкова долго воспринимали как маргинала, он же долбил в одну точку и добился хороших – для себя – результатов. Убедил очень многих, что наша современная художественная литература – дерьмо.

Алиса Ганиева О базаре и харассменте

Удивительно, что герои биографий влияют не только на авторов этих самых биографий. Они головокружительно влияют и на критиков биографий. Вот и в случае с авторами разномастных отзывов на «Ее Лиличество…» Они безостановочно отвлекаются от самой книги на рассуждения о том, насколько прекрасна или ужасна моя героиня. Анонимный рецензент «Горького» так прямо и заявляет: «Вообще обсудить хочется не столько саму книгу, сколько образ Лили Юрьевны Брик в русской культуре»[173]. И далее вся рецензия строится на строгих феминистских укорах – я, дескать, не потрудилась изучить и проанализировать творчество Лили Брик, сосредоточившись на ее будуарных похождениях. А она, мол, автор «более 11 сценариев, пьес и даже либретто балета». Примерно в том же духе где-то высказался и книгообозреватель Константин Мильчин.

И здесь я недоуменно пожимаю плечами. Плохо вы знаете Лилю Брик, если считаете, что она переживала за судьбу своих сценариев. Мало того, чаще всего она даже не дописывала их до конца. Начинала, но быстро отвлекалась и переключалась на что-нибудь новое. Мой горьковский критик (или критикесса) сетует, что Лилин талант всегда зажимали, по-сексистски рассматривая ее только как женщину, как музу-любовницу, и что я тоже угодила в эту дискриминационную колею. Но помилуйте! Лиля Брик никогда не считала себя гениальным драматургом – ее амбиции лежали совсем в другой плоскости. И не зря я снова и снова цитирую Зиновия Паперного, который остроумно и проницательно заметил, что главным талантом Лили Брик была ее личная жизнь. Фраза, сказанная не врагом Лили, а преданным другом.

Театр, кино, скульптура, живопись – у Лили было много хобби и талантов, и, увлекаясь, она и вправду какой-то период горела делом – по семь часов кряду монтировала свой «Стеклянный глаз», отправляла Маяковского пробивать ее сценарии у киношных бонз – и Маяковский по этому поводу даже устраивал в высоких кабинетах форменные скандалы. Но, наигравшись, она кокетливо отбрасывала игрушку в сторону.

Настоящим искусством Лили были вовсе не пьесы. Уж поверьте, будь они и вправду гениальны и будь она хоть чуточку более тщеславна в этой области, о Брик-сценаристке мы бы знали гораздо больше, чем ничего. А уж при ее-то связях тем более (одно время Осип Брик возглавлял сценарный отдел крупнейшей кинокомпании «Межрабпом-Русь» – сейчас это киностудия им. А. Горького).

И потом, о Лиле Брик и феминизме я в книге, кажется, говорю предостаточно. Моя героиня была соткана из противоречий – с одной стороны, смелость морали и нарядов, прическа гарсон, танцы шимми и вождение автомобиля (женщина за рулем! тогда это было неслыханно), а с другой стороны – нравы содержанки, буржуазный гедонизм и нежелание утруждать себя заработком. Она была, с одной стороны, очень раннесоветской по мышлению – передовиком свободной любви, декламатором лефовской идеологии тотальной утилизации искусства. А с другой – любила красоту ради красоты и прекрасно разбиралась во французских духах и шляпках.

Но главное в ней другое, конечно. Она была сейсмографом чужих гениальностей. Чутким, тонким и глубоким распознавателем и помощником настоящих талантов. Она их чуяла издали, приближала их еще безвестными и непризнанными и укорачивала им путь к славе. Конечно, не всем – ее любимые авангардные художники, к примеру, в то время прославиться по-настоящему и не могли. Но Плисецкую, Вознесенского и многих других она поддерживала. И с подопечными было вовсе не обязательно крутить романы.

На этом ее таланте попечительницы, музы, слушательницы, советчицы я в книге всячески заостряю внимание, но мои критики видят только желтый канкан – калейдоскоп любовников, бордельные авантюры и голое платье. И немудрено, ведь я и сама вслед за своей героиней с упоением погружаюсь в эту вселенную свободной любви, столь несвойственную нашему асексуальному времени.