Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

И так всю книгу. В финале, правда, герой что-то поймет, но совсем немножко и не то. У него другая суперспособность, описанная вполне однозначно: «Алекс перетерпел и победил – как делал в жизни не раз». А вот где не дотерпел, там проигрывает. Это и про особенности русской жизни, и не только о ней.

Мир книги вообще оказался довольно удобным для изучения нюансов авторского стиля. Мир сей населен олигархами, министрами, их детьми, пассажирами бизнес-класса, элитными охранниками, балеринами, участниками госпереворота, бывшими героями 1990-х – словом, теми, кого я не знаю. И действие происходит тоже не в самой знакомой локации: в центре Москвы. Нет, я в принципе могу догадаться, кто такой Владилен Сурикатов, но на этом познания в отечественной политике заканчиваются.

Поэтому для отслеживания сюжета пришлось отрастить вторую пару глаз. Эта пара заметила некоторые особенности жизни богачей. К примеру, почему в Шереметьево нельзя идти в Аэроэкспресс, когда боишься слежки, а надо топать на открытую стоянку такси? Тем более если Алекс «секьюрити вычислял профессионально» (кстати, где научился)? Или откуда отец мог знать, что Алекс не выкинет пистолет, а вернет утром обратно по первому требованию? Или отчего переворотная Москва так пуста, что балерина может плясать на танке? Или с чем связана удивительная доброта секьюрити? Когда отец Алекса пал, они, всего лишь символически вломив главному герою за борзое поведение, выкинули его из «Объекта „Шипр“ вон. В романе о ближневосточных или латиноамериканских реалиях тут бы воспоследовало описание пыток страниц на десять. Смотрим хотя бы «Праздник козла» В. Льосы.

Или вот: книга в количествах содержит мат-перемат – и в авторской речи, и в диалогах. Но речь отца передана так: «„Мне плевать, с кем ты трахаешься!“ – на самом деле отец выразился покрепче». Почему? А очень просто. Это не совсем отец.

Когда я понял (или придумал) дальний слой книги, пришлось вырастить еще одну пару глаз, а затем собрать все глаза в кучу и читать уже нормально. Реальность «Айронмаски» очевидным образом напоминает вселенные Кафки. Герой и не свободен, и не арестован формально; отец вроде и рядом, вроде и недоступен; вроде и преступник, вроде и спаситель; вроде и мертв, но тела его никто не видел, а прах или имитацию праха украли, как воруют священные артефакты. Короче, это бог. Именно так, со строчной буквы. Ибо Бога в той Вселенной нет. Загадочный [Mr. P.] (кстати, кто это?) с присными и весьма абстрактное население являют собой некие силы, влияющие на богов, но по сути своей неразумные, хаотические.

Кстати, до вульгарной интерпретации леваком В. Беньямином прозу Кафки неизменно интерпретировали в сходном ключе – как рассказ о вечной и непонятной виноватости человека перед истинными владыками реальности. Это уж позже переключились на тупое социальное восприятие…

Так и у Савельева – получилась книга о некоторых моментах иерархии и общего устройства мира. О неудачных попытках говорить с Богом на человеческом языке и неумении воспринимать язык божественный, принимая его за казенный.

Словом, я вечно ною на ужасно тесный формат заметок в «Легкой кавалерии»: тесно, дескать. Но на сей раз ныть не буду: написал чего хотел, дабы в дальнейшем подумать о грядущих и старых книгах Савельева подробней. Только вот жаль пропавшей в никуда линии Максима – брата или лжебрата Алекса Николаева: тоже ж весьма архетипический образ. Трикстер, например.

Олег Кудрин О пандемии и литературе

Уханьский вирус, Covid-19, коронавирус и то изменение реальности, что он нес, не так чтобы застали мир врасплох. Нет. Ведь до того уже пережили «атипичную пневмонию», «ближневосточный респираторный синдром» (MERS – Middle East respiratory syndrome). Их эпидемическое распространение оказалось достаточно долгим и болезненным, чтобы люди пишущие и шутящие начали обыгрывать словечки «атипичный» и «mersкий». Но все же не настолько всеобъемлющим, чтоб отнестись к Covid-19 с серьезностью, которой он заслуживал.

Люди привыкли жить аналогиями, готовиться к тому, что уже было. История становится воспоминанием о будущем, а генералы – не только войсковые – готовятся к прошедшим войнам. Все ждали, что и сейчас будет нечто схожее с тем, что было. А получилось иначе. И, собственно говоря, нельзя сказать, что уже нечто «получилось» (ни когда это пишется, ни когда оно будет опубликовано), потому что все в развитии с открытым, как в сериале «Эпидемия», финалом.

Не вполне понятны ни природа нового вируса, ни его способность к трансформациям, ни риск второй, третьей и других «волн». Также непонятны (частично и в связи со сказанным ранее) экономические последствия (что не менее опасно). Быстрое, брутальное изменение правил игры, правил жизни – огораживание, проедание денег и введение карантина – привело к психологическим изменениям: индивидуальным, групповым, национальным (то есть общегосударственным, а не в этническом смысле). Да чего там – в общем-то, всепланетным.