Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Возглас критика «Я имею право об этом писать, у меня дочь умерла» говорит о том, что в споре женщин иерархия писателей и критиков выстраивается по принципу: круче тот, кто более несчастен. К сожалению, выдача литературных премий по принципу «кто несчастнее» давно стала трендом современного литературного процесса. В этом случае совершенно непонятно, почему Хокинг не получил нобелевку по литературе.

Ну, и самое главное – происходящее заставило задуматься о сострадании. Допустим, ты писатель, только что бил себя копытом в грудь, уверяя, что отстаиваешь интересы нерожденных детей и их родителей. И вдруг спускаешь всех собак на несчастную женщину, которая хотя и критик, но пишет о том, что потеряла маленького ребенка. После таких признаний даже ежу понятно, что перед тобой не критик, а просто травмированная тетка. И как можешь ты, писатель, посыпать ее дустом, спускать на нее свою недобрую фейсбучную паству, вновь перетягивать одеяло на себя, заявляя, как сильно тебя обидели?!

Неужели непонятно, что такие заявления и тебя, писателя, автоматически переводят в ранг обычной тетки?

На мой взгляд, после таких скандалов, да еще на глазах у изумленных читателей, организаторы любой литературной премии должны были отказаться и от критика, и от автора. Литература – это совсем не про вымогательство коллективной жалости к себе у народа. Особенно если у самих критиков и писателей этой жалости – ни на грош.

Игорь Савельев О премии «Лицей» на фоне канувшего «Дебюта» и поколениях «молодых писателей»

Каждое поколение считает, что «молодая литература» началась с него. И само понятие «поколение» в задушевном значении «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» можно впервые применить к нему, а не к издерганным удавшимися или не удавшимися амбициями разобщенным старшим. В очередной раз я это послушал и уловил эту атмосферу практически «съезда победителей» на «профильном» круглом столе журнала «Знамя». Я не собирался на эту встречу в библиотеке Боголюбова, но, оказавшись в этот день в Москве, все же пришел посидеть где-нибудь на заднем ряду.

В последний год мне вообще удалось ненадолго войти в зал новой «молодой литературы» и посидеть на заднем ряду, чтобы понять, чем дышит это поколение и чем оно отличается от нас, дебютировавших в середине нулевых. Получив премию «Лицей», я не планировал это продолжать, но как-то так – слово за слово – получилось, что я побывал на нескольких форумах и семинарах, включая бывшие «Липки». Впечатления оказались богатые, и, конечно, было что сопоставить, вспоминая Липки настоящие (географически), семинары премии «Дебют» и много что еще из тех далеких времен.

Мы тоже считали, что «молодая литература» началась с нас. Но, кажется, на это были какие-то основания – хотя бы институционные. Все классические ныне формы бытования «молодой литературы», от форумов до премий, почти синхронно возникли в 2000–2001 годах. В какой-то давней статье или выступлении Валерия Пустовая мимоходом обронила что-то про «нефтяные деньги» как про возможное объяснение причин, и я сразу почувствовал: где-то здесь – рациональное зерно.

Новая «молодая литература», которая начинается в конце «десятых» (с такими же горящими глазами и шапкозакидательскими настроениями, с которыми когда-то выступали и мы), растет в других условиях. В том числе – экономических. Но, кстати, если «экономически» мы, «молодые писатели – 2005», были богаче, то «политически» богаче они, новые, нынешние. Внешним аккомпанементом наших выступлений с горящими глазами было сытое соглашательство, мода на аполитичность, нефтедолларовый цинизм и приспособленчество худшего пошиба. Их аккомпанемент совершенно иной, и Майя Кучерская не мимоходом отмечала в «Фейсбуке», когда проходило собеседование в ее магистратуру: «Мокрые каски омоновцев поблескивали под окнами. Наши студенты еще опишут все это в своих романах». Конечно, опишут. Для многих это и будет счастливой возможностью опереться на что-то существенное в начале пути. Наше поколение могло опереться в этом смысле только на студенистое безвременье в духе 70-х.

Об эстетической стороне говорить сложно: начинающий автор всегда больше изобретает велосипед, чем развивает традицию, но сейчас это меньше из-за моды на писательские школы. Их ругают, но, как к ним ни относись, сегодня «молодой писатель» более образован, потому что 10–15 лет назад «писательское» образование, представленное Литинститутом, казалось очень странным делом – с этим никто не хотел связываться. Писательские школы сегодня – это еще и про чтение, а может, и в первую очередь про чтение, и на этом фоне особенно заметно, что среди молодых писателей нулевых не было серьезного разговора про современную литературу, тем более – мировую. По крайней мере, системного знания – как «нормы поведения» – не было. Это было довольно варварское племя, которое чаще всего хотело читать только друг друга.