Верит ли публика, что это действительно лучшие книги? Не важно. Деваться-то некуда. Премия – единственный инфоповод. Лауреат премии – значимая литературная величина на текущий год. То, что через год о «лучшей» книге никто не вспомнит, – не важно.
Институт литературных премий подменил собой настоящую литературную жизнь, которая возможна лишь при живой и свободной критике.
Критика – кровь литпроцесса, объединяющая и насыщающая кислородом его органы. Великой литература XIX века была потому, что активной была ее критика. Идейные споры, дискуссии об эстетике, о практической пользе, блеск и ярость, переходы на личности – вот это вот все.
Когда главными в литературной жизни страны являются три-пять неизвестно как и по каким критериям выбранных книг – это странно. Когда голосование закрытое, как в «Большой книге», – это странно. Когда члены жюри на дебатах «НоС», болтая обо всем на свете, забывают объяснить, почему выбрали победителем «Нью-йоркский обход», – это странно. Как и то, что при наличии большого числа критиков настойчиво внедряется мысль, что критики у нас нет. Говорите тогда уж прямо: критика нам не нужна.
Критик не слуга сюзерену и не помощник писателю. Критика – творчество, как поэзия и проза. Критик стремится к идеалу, не руководствуясь ничем, кроме чувства внутренней правоты и художественного вкуса. Эстетический вкус – категория формируемая. Поэтому нужен критик-профессионал: филолог, литературовед, историк литературы, философ, искусствовед, психолог и социолог в одном лице.
Работа критика – не только анализ, но и вдохновение. Как работа поэта и писателя – не только вдохновение, но и анализ. Критика субъективна, оценочно-эмоциональна, метафорична и прежде всего свободна. Если критика свободно высказывается о литературном процессе, такой процесс невозможно контролировать и нельзя замолчать. А если «критики у нас нет», а есть только премии – то контролировать и замалчивать легко!
На самом деле хороших критиков у нас много, а вот институт критики отсутствует. За критические статьи не платят. Государственных или спонсорских предложений по развитию критики нет.
Нужен официальный институт литературной критики. Пора возвращать уважение к критику (не товароведу). Ибо только литературная критика, в отличие от книжной, говорит о литературе и видит литературный процесс целиком. И только благодаря ей литература сможет отрефлексировать сама себя, а читатель – увидеть, что русская литература существует.
Будущее страны зависит от живой и свободной литературы, которая, в свою очередь, зависит от живой и свободной критики. Ибо главная (и единственно возможная) национальная идея России – это духовное и культурное развитие каждого ее жителя.
Олег Кудрин
О симптоматичном обилии жестокости в романах «Русского Букера – 2017»[86]
Много уже написано о романах «Русского Букера – 2017». Но поскольку мой персональный шок в духе «Извините, а одному мне кажется, что…» так и не прошел, позволю и себе высказаться. Шорт-лист прошлого года таки да, удивил. Обилием жестокости, насилия и просто садизма. Да, именно садизма, правда не детсадовского, самоценного, а естественно вписанного в ткань повествования, но от того не менее жуткого. На садизме густо замешаны «Тайный год» Гиголашвили, «Номах» Малышева и «Заххок» Медведева. Это все – страшные книги. Однако «Тайный год» и «Номах» дополнительно жутки еще и тем, что ощущается авторское оправдание творимых ужасов некой высшей целью героев. В «Свидании с Квазимодо» Мелихова насилие, садизм – обязательная составляющая часть, предмет рассмотрения главной героини, судебного психиатра. И ее же печальный финал.
«Убить Бобрыкина. История одного убийства» прекрасна одним уж названием, в котором два однокоренных слова, первое и последнее, – все о том же. Да и под обложкой лиричность придавлена буллингом – детской жестокостью, школьным насилием с одной стороны и непрекращающимся материнским гнетом – с другой. Самым светлым, добрым оказывается «Голомяное пламя» Новикова. В нем «всего лишь» мерзости советского террора 20—30-х годов (к описанию которых, впрочем, большинство из нас давно притерпелось), а также мучительно врезающаяся в память сцена изнасилования «двумя большими уже парнями» младшего школьника.
Глупо и странно было бы тесно и напрямую связывать отмеченные качества шорт-листа отдельно взятой литературной премии с состоянием всего общества, его коллективного бессознательного. Но все же, все же… Есть в этом что-то пугающее, видится накопленный выплеск постимперских войн, засвеченных по периметру России по обе стороны от ее границы.