О чем оно? Во-первых, его ни в коем случае нельзя смешивать с этими вот всеми «и т. д.», «и все такое», характеризующими скорее говорящего, нежели то, о чем он говорит. Во-вторых, путать его с «вот это», «вот это вот» и «вот это самое» тоже не следует. «Вот это вот всё» – выражение сравнительно недавнее: лет десять ему, быть может, пятнадцать. Однажды впитав нечто новое, язык дает этому новому «обратную силу»: носителям начинает казаться, что ничего нового тут нет, что «так говорили еще во времена моего детства».
В «Журнальном зале» всего шесть или семь ссылок, содержащих наше выражение; самая ранняя за 2005 год. Какое заключение можно сделать на основе их анализа? «Вот это вот всё» писатели-прозаики чаще всего используют в качестве яркой краски с оттенком пренебрежения в адрес окрашиваемых явлений/предметов. Полагаю, впрочем, что в сходном значении им пользуются и люди более мирных профессий. Не нам, скромным словесникам, задавать здесь тон – мы можем (вернее, обязаны) чутко улавливать перемены, служить сверхточными
Еще пара примеров.
«…а потом проблемы начинают накапливаться, дальше – претензии, замыкание в себе, „я не могу тебя видеть“, вот это вот всё» (Линор Горалик).
«Это ж, б****
, я не знаю, кем вообще надо быть… А вот и я тебе про то! Кто-то умный у них там, на самом верху, посчитал: хватит нам во всех шахтах регрессы платить – за артрит, за суставы, за вот это вот всё» (Сергей Самсонов).Значение здесь такое же, как и в приведенных выше примерах: сперва ряд нелицеприятных для говорящего субъекта явлений, потом в качестве резюме – выплеск: «вот это вот всё» («ну, вы поняли»). Кажется, смысл – пресловутый модус – окончательно утрясен… Но не тут-то было.
В стихах современных поэтов смысл нашего выражения все еще зыбок. Как никто другой, «вот это вот всё» любит Дмитрий Данилов.
Вот, скажем, финал одного из последних на сегодняшний день текстов «Человеческое проклятие»:
Тут наше выражение дано в полном соответствии с устоявшимся значением. Идем дальше.
В этом тексте среди перечисляемых предметов, о которых грезит лирический герой, есть «дикое выражение» и связанный с ним окрашенный в известные цвета глагол «блевать»; однако отношение к потенциальным покупкам, скажем так, амбивалентно. Потому что и виски, и «что-нибудь вкусненькое» – это все-таки то, что герою потребно и лакомо – несмотря на.
В следующем же примере «вот это вот всё» охватывает и вовсе нейтральные материи:
Простые вещи (хочется по-тарковски продолжить «таз, кувшин…»): «хлеб», «вода, «Реальность» (читай – Бог, потому и с заглавной буквы), и даже ее (Его) «невозможность» – отношение автора ко «всему этому» никак не назовешь пренебрежительным. Примеров подобного отношения, скорее окрашенного теплотой, нежели отрицанием, у Данилова хватает (найдите, навскидку, стихотворение «Мастер игры на балалайке»).
А вот пример не из Данилова: недавнее стихотворение тонкого и чуткого поэта Андрея Гришаева:
Наше выражение тут слегка редуцировано (лишено второго «вот»), но это оно, то самое, правда, снова, как в случае Данилова, итожащее нечто теплое, родное, близкое автору до боли.
Выводы – пока – делать не буду. Язык продолжается.
Дмитрий Воденников
О том, как ушли и вернулись стихи
«Поэзия – это исповедь водного животного, которое живет на суше, а хотело бы в воздухе».
Так сказал Карл Сэндберг.