«…каждый упивается своим – кто водкой, кто чем-то еще… Неизвестно, кто пьянее. Для него было важно, чтобы алкогольный сюжет не понимали слишком буквально. В реальности дело было сложнее, у него была и наследственная предрасположенность. Отец Венички был алкоголиком, брат… В юности он не прикасался к спиртному. Все случилось вдруг. Передаю его рассказ. Поступив в МГУ, в Москве, бредя по какой-то улице, он увидел в витрине водку. Зашел, купил четвертинку и пачку «Беломора». Выпил, закурил – и больше, как он говорил, этого не кончал. Наверное, врачи могут это описать как мгновенный алкоголизм»[85]
.Как это хорошо. Мгновенный алкоголизм. Как мгновенное стихотворение. (На самом деле ни в алкоголизме, ни в стихотворениях ничего хорошего нет – не делайте так, дети. Но это «без пауз» мне нравится. Не надо больших интервалов: пусть стишок идет за стишком. Веточка за веточкой. След в след. Собака за мальчиком, мальчик за стариком.)
Читал ли Венедикт Ерофеев Ольге Седаковой свои «Петушки», пока их писал? Нет. Он закончил текст очень быстро, к концу года, и у всех приятелей оказалась эта тетрадка.
В курилке университета они ее читали. Всего и был один экземпляр. Написанная от руки книга. В общей тетради в 48 листов.
Такая маленькая? (Как-то я себе поэму, когда читал, представлял больше. Неужели она вся поместилась в тетради из 48 листов? Или я читал с паузами?)
– Вот, ты звал, я пришел.
Здравствуй, отец, у нас перестроили спальни.
Мама скучает. – Сын мой, поздний, единственный, слушай,
я говорю на прощанье: всегда соблюдай благородство,
это лучшее дело живущих…
– Мама велела сказать…
– Будешь ты счастлив.
– Когда?
– Всегда.
– Это горько.
– Что поделаешь,
так нам положено.
Молча собака глядит
на беседу: глаза этой белой воды,
этой картины —
«мальчик, собака, старик».
Когда нас позвали в зал, там стоял длинный стол, а на нем много-много закусок.
Я взял одну и съел. «Она с мясом? – спросила Ольга Седакова. – Просто я не ем мясо».
Я взял вторую (через паузу) и отломил половину:
– Теперь никогда не поймешь: что с чем. Но мне кажется, эта – все-таки с мясом.
Санджар Янышев
О выражении «вот это вот всё» как средстве поэзии
Потому что искусство поэзии требует слов – в стихах чрезвычайно важен их выбор. Почему поэт какое-то слово не вспомнит ни при каких обстоятельствах, а какое-то до дыр затреплет, не особо задумываясь над его смыслом, – и то, и другое предельно значимо.
Вот, кстати, автор цитаты из первой моей реплики любил в повседневной речи низать «и т. д.»: «…и так далее, и так далее, и так далее…». Зачем нам тут, в разговоре о стихах, нужна эта «повседневная речь»? Потому что современная русская поэзия – это бесконечный процесс оповседневнивания высокого, точнее, производства поэтических смыслов из материи, традиционно изготовляемой для прозы, которая, как мы помним, требует «болтовни». И вот поэт «болтает», вроде как забалтывая реальность, а на деле, случается, выбалтывает ее всю – со всем тем, что сию минуту видит, чувствует, вспоминает, не брезгуя выражениями, подчеркивающими ее, реальности, предельную неиллюзорность, посюсторонность. Примеров такого безудержного говорения полно; за них поэтов любят, за них же и линчуют. Меня сейчас интересуют средства.
Слыхали выражение: «вот это вот всё»?
«Теперь все предпочитают нежнятинку: розовые волосы, кружевные воротнички, рюкзаки-медвежата,
Возможно, под видом «вот этого всего» к нам просочилось английское