Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

С тем, вокруг чего бились поэты, филологи и социологи, играючи разобрались журналисты. В апреле прошлого года портал «Афиша Daily» запустил рубрику, в которой поэты сами рассказывают, «как, где и зачем они пишут стихи». Все гениальное – просто: если элемент познания в процессе чтения – последнее препятствие на пути к культурному экстазу, то его и надо устранять. «Процесс создания стихов часто кажется чем-то средним между магией и случайностью»[75] – многое понятно уже из этого вреза к публикации. Читатель – всего лишь ребенок, заблудившийся в музее словесного иллюзионизма. Но добрые люди отведут, куда нужно, и успокоят – за вас уже все прочитали, бояться нечего.

В пяти выпусках рубрики поучаствовал двадцать один поэт. Все – очень разные, но благодаря самодовольному формату высказывания их интонации сливаются в одну: «Это стихотворение драматургически, структурно и геометрически там центральное: оно самое большое и наполненное смыслом» (Виктор Перельман) [76]; «В этом цикле есть тексты более сильные и более слабые, но я решил, что даже те, которые недотягивают до какого-то уровня, пусть остаются там» (Александр Самойлов) [77]; «Я счастлив, когда пишу, и не враг себе, чтобы этого счастья избегать. Не наказываю себя запретом. <…> Не публиковался бы, если бы не стремился к маме как к примеру для подражания, а она щедрый человек» (Вадик Королев) [78]. То есть читателя берегут не только от необходимости понимать текст, но и от потребности самостоятельно судить о его качестве.

Редакция «Афиша Daily» явно обращается к тем, кому процесс написания стихов кажется сакральным, – отсюда загадочный шепот про «магию и случайность». В авторских комментариях не оказалось ничего по-настоящему болезненного и сокровенного, что не было бы видно из текста, – но материал подается так, будто без них и жить нельзя. Работа ведется сразу с двумя целевыми группами: одни поймут стихотворение Линор Горалик «Смерть – девочка в платке аляповатом…», другие – ее же пересказ: «Наша смертность завораживает меня как единственный универсальный для всех духовный опыт; понятно, что есть и обычный страх за себя и за близких, и боль от потери тех, кто ушел, – но вот это понимание, что у каждого из нас при любой разнице судеб есть как минимум одно общее переживание, – для меня бесценно»[79].

Рядом с комментариями, объясняющими весь текст разом, особенно эффектно смотрится авторский анализ отдельных метафор и образов: «Я думаю, что моя мать сама превратилась в дерево, – поэтому там в конце просьба „расслоить ее“. Недавно я поняла, что тут может быть аналогия с вагиной, но вообще это просто про проникновение в тело, внутри которого уже нет органов и крови, а есть „березовая влага, осиновая смола“» (Оксана Васякина) [80]. Процесс создания стихотворения точно не спугнет читателя таинственностью, когда так напоминает сборку мебели: 1) расслоите метафору; 2) приложите аналогию; 3) закрепите при помощи смолы. Инструкция нужна обязательно: вдруг кто-то, не дай бог, соберет что-нибудь свое.

Рассуждения авторов о природе поэзии запутывают еще больше: истину предлагается искать где-то между тезисом Линор Горалик об «универсальном духовном опыте» и суровым приговором Андрея Егорова: «Опыт не нужен для творчества (курсив А. Е. – Прим. ред.). Скажу больше – вреден. Это костыль для тех, у кого нет воображения»[81]. Опубликованные по отдельности, эти реплики, может, и смотрелись бы уместно (как формулы авторского мировоззрения), но в составе дайджеста выглядят так, словно написаны ради максимального разнообразия мнений.

Единственный из опрошенных «Афишей» поэтов, у кого возникли вопросы к формату рубрики, – Алексей Цветков: «Я принципиально не комментирую свои стихи, потому что тогда не имеет смысла их писать. <…> Если бы я мог что-то еще сказать об этом, я бы включил это в текст»[82]. Правда, немного смущает, что на такую простую мысль потрачено три абзаца и они размещены под стихотворением – то есть комментарий все равно состоялся.

Понятно, почему рубрика получилась именно такой, ведь для журналистов нет никакой поэзии: есть лишь тексты и те, кто их пишет. Подумаешь, разница: брать комментарий у автора по поводу стихотворения или у режиссера по поводу фильма. Так и для обозревателей нет никакой литературы – только книги, которые недавно вышли, существующие сами по себе. По логике масс-медиа любой язык (поэтический, кинематографический и так далее) подчиняется риторике «культуры вообще» и собственной волей не обладает.

Как же поэты согласились в этом участвовать? Тут надо вспомнить о разговоре «в терминах беспокойства и кризиса». Литературное сообщество так сильно озадачено необходимостью спасения поэзии, что не выбирает средства – хотя сомнительные методы просвещения делают его бессмысленным. Читателей воображают детьми, которым надо все разжевать, – но в чем ценность переваренной поэзии?