Мне бы не хотелось называть нынешний молодняк малограмотным, как раз наоборот – многие из них превосходят предшественников скоростью и оперативностью, но вот что я подметил: литература, желающая стать театром, то есть сценой сиюминутности, у них словно бы лишена своих корней.
Молодые критики бесстрашно бросаются на толстые тома вроде «Щегла», «Бесконечной шутки» или же «Маленькой жизни» с таким самоощущением, словно бы у них прочитаны весь Бальзак или Толстой, Диккенс или Трифонов. Но ведь не прочитаны, если судить по текстам, которые словно бы подвисают в воздухе, лишенные почвы.
Ценность культуры советского периода – вопрос дискуссионный, однако важно понимать, что без тогдашних текстов не было бы нынешних: еще Ролан Барт в «S/Z» объяснял, что любой текст есть сумма всех ему предшествовавших, и невозможно понять «Чапаева и Пустоту» или «Кысь» без опыта, например, братьев Стругацких. Эволюционные звенья хоть и пропадают со всех радаров, но, по логике процесса, никуда не деваются, продолжая существовать подводной частью айсберга.
Впрочем, и «Кысь» и любые романы Пелевина прошлых лет – вроде как тоже давно уже «просроченные йогурты», уступившие место на полках магазинов новым продуктам.
Но каждый раз, встречая подробный разбор бесконечной «Бесконечной шутки», прочитанной с пафосом неофита, я переживаю за классиков, задвинутых в тень. Конечно, классики в моем сочувствии не нуждаются – им в отличие от нас предстоит вечная жизнь в каноне.
Однако я ничего не могу с собой поделать – мне кажется, что тратить время на новые толстенные тома (а мода на такие протяженные романы только крепнет с каждым годом), заедающие чужое существование, по меньшей мере, странно, не ознакомившись перед этим со сливками всемирной литературы, хотя бы в пределах университетской программы.
Ведь если полчища грамотных блогеров способны сегодня эффектно разобрать любой текст, то от профессиональной критики или популярных обозревателей требуется что-то еще. Например, знание контекста и истории жанров. Тогда критерии оценки будут меньше искажаться, а рецензии не будут сводиться к пересказу и не будут изобретаться и велосипеды – ведь в каждой новой дискуссии и повороте общественного мнения, будоражащего общественность в «Фейсбуке», я вижу вопросы и проблемы, которые мы обсуждали с коллегами и в 1990-х, когда российская культурная журналистика начинала с буквального нуля, и в нулевых, когда оказалось, что все, что кажется нам горячими новостями, движется по кругу.
И если только на моей памяти литературный процесс уже сделал несколько кругов, то, видимо, он будет закольцовываться и дальше. Хотя бы до того времени, пока Пелевин будет продолжать каждый год выпускать по новому сорту йогурта.
Роман Сенчин
О разнице между ловлей блох и порождением идей в критике
Из прошлой атаки нашего отряда легкой кавалерии (Станислав Секретов, Сергей Морозов, Василий Ширяев и другие) мне запомнился выпад Дмитрия Бавильского. Смелый, яркий и достойный комментария. А вернее, размышления по поводу.
«Конечно, классики в моем сочувствии не нуждаются, – пишет Бавильский, – им в отличие от нас предстоит вечная жизнь в каноне.
Однако я ничего не могу с собой поделать – мне кажется, что тратить время на новые толстенные тома (а мода на такие протяженные романы только крепнет с каждым годом), заедающие чужое существование, по меньшей мере, странно, не ознакомившись перед этим со сливками всемирной литературы, хотя бы в пределах университетской программы»[122]
.С одной стороны, верные слова. Литературный критик не может быть необразованным, он должен иметь культурный багаж, «знание контекста и истории жанров». С другой стороны, критика бывает разная. Сегодня процветает, скажем так, эстетическая. Ее мы наблюдаем, читая разбросанные по периодике рецензии, обзоры, расширенные аннотации. Авторы оценивают те или иные новые книги с точки зрения грамотности, оригинальности, зачастую сравнивают с уже известными (им, по крайней мере) образцами, появившимися ранее. Грубо говоря, сравнивают Михаила Елизарова с Владимиром Сорокиным.
Но есть критика, которую я не побоюсь назвать идеологической.
Сегодня она в полном упадке, и даже юное поколение критиков рассматривает произведения своих сверстников «при свете вечности» (отсылка к статье Андрея Немзера «Замечательное десятилетие»).
В слове «идеология» нет ничего плохого. Да, государственная идеология это не очень приятно, но какое же государство может существовать без идеологии… Нас в 90-е убеждали, что в Западной Европе, в США ее нет, но мы поездили, увидели – есть она там, никуда от нее не денешься… Но я не о государственной идеологии, а об индивидуальной.
Каждый более или менее разумный человек годам к восемнадцати наполняется системой «политических, правовых, нравственных, религиозных, философских, эстетических взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности». А это и есть, если верить словарям, идеология.