Отдельные несомненные успехи на политическом и внешнеторговом фронте не затмевали главной задачи того момента: получить за рубежом не только признание, но и деньги. Мы стремились как можно быстрее договориться с Западом относительно прав России на иностранные кредиты, еще не выбранные полностью союзным правительством. А Западу прежде всего требовалась ясность: кто будет платить по прежним долгам Советского Союза. И этот вопрос западные кредиторы ставили перед нами довольно жестко.
Незадолго до официального распада СССР было подписано соглашение о солидарной ответственности всех республик за советские долги. На таком решении настаивали западные кредиторы. Это было главным условием начала переговоров и переоформления кредитов на Россию. Что представляет собой в действительности солидарная ответственность? Это своего рода круговая порука, при которой если не платит один, то за него приходится платить остальным. Быстро стало ясно, что не платит никто. Платить за всех должна была Россия. Уже потом это соглашение удалось несколько подправить в пользу России тем, что мы заключили с каждой республикой соглашение о так называемом нулевом варианте. По нему Россия уже официально и добровольно принимала на себя все долги СССР, но при этом становилась правопреемницей всех его активов, то есть всех долгов иностранных государств перед СССР и всей собственности СССР за рубежом. Насчет долгов мы уже тогда нисколько не заблуждались: было ясно, что бо́льшую их часть Россия никогда не получит. В основном деньги давались или товарные поставки осуществлялись сомнительным режимам в рамках «поддержки дела мира и социализма». Но зарубежная советская собственность – это было уже нечто конкретное и солидное.
Вопрос о том, будет ли Россия платить, задавался почти всегда. Приходилось выкручиваться, давать обещания, одновременно деликатно ставя вопрос об отсрочке платежей. За это наши иностранные партнеры соглашались признавать за Россией зарубежную собственность СССР. Официально с бывшими советскими республиками проблема собственности была урегулирована позже. А практически вопрос о ней нам приходилось решать уже в самых первых поездках в зарубежные столицы. Таким образом, российские интересы пришлось отстаивать в этих поездках не только в отношениях с западными странами, но и в отношениях с нашими недавними собратьями по Союзу. Это тоже оказалось весьма нелегким делом.
Все российское, ничего не отдавать!
Особенно крупные столкновения на этой почве происходили с Украиной, весьма активно претендовавшей и на посольские здания, и на иную собственность за рубежом. Во всех западных столицах, которые мы в то время посещали, приходилось отвечать на испуганные вопросы бывших советских, а ныне российских послов: вот тут украинцы говорят, что им следует отдать часть посольства, торгпредства, часть жилых домов в посольских городках, что нам делать? И мы, формально имея на то весьма хлипкие юридические основания, отвечали: «Ребята, никому ничего не отдавайте. Все наше!» Это вызывало у послов бурную радость, а также полное уважение к новой российской власти, которую до того они признавали как бы формально, а теперь уже от души.
А тогда в суматохе и неразберихе можно было действительно потерять многое. Например, в Париже у Советского Союза был официальный посольский особняк в самом центре города, на улице Гренель, из которого в свое время то ли Олег Гордиевский, то ли какой-то другой крупный советский разведчик бежал через заднюю ограду, когда его уже пришли брать коллеги, специально прибывшие для этого из Москвы. Особняк ведет свою историю от русских царей. Он еще до революции использовался как представительский: там были личные покои российских государей. Потом здесь устроили резиденцию посла и разместили какие-то небольшие службы. В особняке проводились официальные приемы, тут же располагались и представительские квартиры, в которых останавливались высокопоставленные гости. Украинцы требовали отдать им этот красавец-особняк, имевший историческую ценность для России и стоивший немалые деньги.