Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

11. Оппоненты команды и ее размывание

Приступая к осуществлению экономических реформ, мы в полной мере отдавали себе отчет в том, сколь тяжелые и болезненные для населения шаги предстояло нам предпринять. Наше правительство было внутренне готово и к усилению общественного недовольства, и к активизации тех антирыночных политических сил, которые не преминут им воспользоваться.

Однако очень скоро мы обнаружили, что правительственный курс подвергается нападкам и со стороны тех политиков и экономистов, которые считались реформаторами и сторонниками президента. Причем речь шла не о частных разногласиях, не об оспаривании каких-то конкретных экономических решений или отдельных элементов нашей программы, а об отрицании ее ключевых моментов. Серьезными критиками курса реформ оказались вице-президент Александр Руцкой и спикер парламента Руслан Хасбулатов, то есть второй и третий человек в политической иерархии страны. В их позиции явно сплелись и неприятие самих экономических преобразований, и неприязнь к осуществлявшей их команде, и мощные собственные амбиции. Пожалуй, реально преобладали именно последние.

Высокопоставленные оппоненты Руцкой и Хасбулатов

Уже в декабре 1991 года, то есть еще до масштабного развертывания реформы, Александр Руцкой заговорил о нас в оскорбительном тоне, в том числе публично назвав «мальчиками в розовых штанишках». Стало ясно, что личная антипатия к излишне интеллектуальным для генерала министрам играет далеко не последнюю роль в его отношении к проводимым нами реформам. Вскоре после либерализации цен со страниц газет и журналов на нас обрушился прямо-таки залповый выброс критических статей Руцкого. Со свойственной ему солдатской прямотой он заявлял, что в стране идет «не экономическая реформа, а бардак». Позже он договорился уже до того, что правительство проводит «экономический геноцид русского народа».

Обвинения вице-президента в адрес правительства носили абсолютно голословный характер. Генерал особо не утруждал себя аргументацией или фактами. Вступать в содержательную дискуссию с профессиональными экономистами он не спешил. Мне кажется, что Руцкого попросту тяготила роль фактически некоего порученца при президенте, о которой Ельцин не забывал ему регулярно напоминать. Функции, отведенные вице-президенту Конституцией России, явно были скромны и даже неприятны для амбициозного Руцкого.

Сложнее была ситуация с Хасбулатовым. Профессор экономики, возглавлявший до избрания в парламент кафедру в Плехановской экономической академии (любопытно, что он возглавлял ее еще много лет и после драматических политических событий с его участием), он сам готов был претендовать на роль идеолога экономической политики. Правда, занимался он ранее проблемами мировой экономики, да и то на вузовском уровне, где наука всегда стояла на скромном месте и была довольно далека от реалий жизни. Никаких серьезных экономических программ ни сам Руслан Имранович, ни парламент под его руководством ни разу не предложили, но личные амбиции спикера были высоки. Роль модератора в парламенте и «писателя законов» явно казалась Хасбулатову несоответствующей его потенциалу и темпераменту. Он откровенно рвался к исполнительной власти.

У меня с Хасбулатовым с самого начала были особые отношения. Незадолго до выборов, на которых он стал народным депутатом от Чечни, Руслан Имранович приглашал меня на работу к себе на кафедру, предлагая почетную должность доцента. Вскоре после этого я получил предложение от Гайдара стать его заместителем во вновь создаваемом институте. Как я уже писал, согласился я на предложение Егора без каких-либо колебаний. Хасбулатов тогда на мой отказ обиделся. Бурная последующая карьера заставила профессора забыть этот эпизод, но некоторое чувство ревности по поводу выбора не в его пользу он сохранил. Тем не менее Хасбулатов относился ко мне с уважением и не позволял себе личных выпадов в мой адрес, хотя по отношению к правительству в целом и к отдельным министрам часто вел себя просто по-хамски даже публично. В более узком кругу он позволял себе высказывания типа: все правительство идиоты, один Нечаев умный, но, значит, негодяй. Не мог же он звать к себе на кафедру идиота. Уже через много лет после описываемых событий, когда ученый совет Плехановской академии присваивал мне звание профессора, Руслан Имранович, как и другие члены совета, проголосовал «за». Я благодарен ему за это.