Помню, когда мои орлы из оборонных отделов лихо вычеркнули все эти позиции из госзаказа, ко мне пришел Ямпольский, в то время директор департамента боеприпасов Минпрома, и сказал: мы, конечно, понимаем, что такое огромное количество боеприпасов стране не нужно. Но своим решением вы вообще лишаете Россию всего производства боеприпасов. Ведь если мы ничего не будем производить в этом году, то мы ничего вообще не будем производить никогда! Потому что нельзя просто взять и закрыть завод на ключ. Это такое производство, что его нельзя остановить на время. Так же как нельзя погасить домну: она должна все время хотя бы теплиться. Увы, он был прав. Нам в итоге приходилось постоянно искать мучительный компромисс: каков должен быть минимальный уровень оборонного заказа по каждой позиции, чтобы обеспечить сохранение технологий, сохранение мобилизационных производственных мощностей в потенциально рабочем состоянии, даже если сегодня они нам были совершенно не нужны.
Похожим было и положение по основным видам вооружений. Оно усугублялось еще одним обстоятельством. С одной стороны, всякого оружия и боевой техники советские заводы наклепали на десятилетия вперед. С другой стороны, многие виды вооружения, которые, безусловно, были нужны России, остались на Украине, в Казахстане, в Белоруссии. Например, новые стратегические бомбардировщики Ту-160, полустратегические бомбардировщики Ту-22 (наши знаменитые «Бэкфайеры», из-за которых в свое время было столько споров с американцами). И даже стратегические бомбардировщики предыдущего поколения Ту-95, еще находившиеся на вооружении, тоже оказались за пределами России.
При распаде Советского Союза Россия вообще оказалась в смысле обороны просто в тяжелейшем положении: почти все лучшие войска и вся лучшая техника находились в других союзных республиках. Россия в составе СССР была стратегическим тылом. После обретения ею суверенитета и полной самостоятельности обнаружилось, что солдат у нее уйма, а современного вооружения почти нет. Российская Федерация осталась с армией, состоящей в основном из тыловых частей. А лучшая стратегическая авиация оказалась на Украине, многие ракетные комплексы – на Украине, в Белоруссии, в закавказских республиках. Там же, а также в Прибалтике была развернута и система радиолокационного слежения. Правда, в Россию выводились войска из ГДР и ставших независимыми Прибалтийских государств. Однако они обладали преимущественно тактическим наступательным вооружением; в частности, в советской армии в ГДР было огромное количество танков, которые по прошлой военной доктрине должны были за несколько дней оккупировать половину Европы. Плюс вывод этих войск создавал гигантские дополнительные проблемы, так как их нужно было где-то размещать, обеспечивать снабжением. Вскоре нам пришлось создать для этого специальные комиссии по выводу войск и реализации остающегося на месте их прошлой дислокации имущества. Курировать их тоже пришлось мне.
Хотя формально на первом этапе после распада СССР существовали Объединенные Вооруженные силы СНГ, было ясно, что России придется создавать собственную армию. Пришлось резко давить на военных, чтобы при разделе армии современные вооружения хотя бы частично были возвращены России. Разумеется, принципиально этот вопрос решался на высшем политическом уровне, но технические детали были за военными. В дальнейшем часть их действительно удалось получить, но на это потребовались годы. Так, современная стратегическая авиация только в середине 90-х была выведена с Украины. Много усилий потребовал и раздел Черноморского флота.
Однако в начале 1992 года ситуация была малопредсказуемой. И поэтому особенно остро стоял вопрос о поиске компромисса между задачами нормализации бюджета и потребностями поддержания обороноспособности, в том числе и в части закупки вооружений. Если по расходам на текущее содержание армии, как я уже объяснил, без сокращения численности вооруженных сил снижать было особенно нечего, то в сфере закупки вооружений резервы, безусловно, были, и немалые. И мы пошли на воистину драматическое урезание этой статьи расходов.
Впрочем, делалось это не волюнтаристски и не бездумно. Нам было, например, понятно, что нельзя сильно сокращать научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, ведущиеся в оборонном комплексе. Во-первых, от этого зависела наша будущая обороноспособность. Во-вторых, это часто были двойные технологии, общий научно-технический потенциал страны, лучшая часть нашей промышленности. Поэтому самому жесткому и даже жестокому сокращению подверглись закупки серийных вооружений. Исходя из общих финансовых возможностей и других оборонных расходов мы приняли решение сократить эти закупки на 80 % от текущего уровня.