Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

А похоже это было на антиколлективизацию потому, что механизмом проведения реорганизации было создание специальных комиссий на местах. В каждом колхозе должна была быть образована комиссия по реорганизации, включавшая в свой состав представителей собственно колхозников, руководства колхозов и местных органов власти. Эта же комиссия должна была заняться приватизацией земель, находящихся в собственности колхозов и совхозов, что было центральным пунктом реформы. Идея состояла в том, что нужно было разграничить землю, которая остается в государственной собственности, а все остальное раздать в качестве пая каждому члену колхоза, включая пенсионеров. Колхозники могли также принять решение выделить пай трудящимся на селе работникам бюджетной сферы, например сельским врачам или учителям. И если потом владельцы паев захотят объединиться и сложить свои паи, то колхоз возрождался уже на новой основе, как реальное добровольное товарищество, которое само решит, что ему обобществлять: только землю или и инвентарь, технику и прочее.

По жизни, конечно, наличие общей техники было довольно мощным стимулом для объединения. Землю можно было раздать, а основные средства разделить тяжело, поэтому постановлением предусматривалось, что, скажем, животноводческие фермы сначала выделяются из колхоза, но их совладельцы в пределах самой фермы должны объединяться.

Готовил это постановление Минсельхоз во главе с министром Виктором Хлыстуном. Он пришел в правительство из Тимирязевской академии уже с этой идеей и вообще с истинно реформаторскими устремлениями. Потом его жизнь очень пообломала. Особенно сказалось на Хлыстуне вынужденное общение с Руцким, когда тот стал курировать сельское хозяйство и аграрную реформу. Хлыстун тогда попал в ситуацию, когда он был в роли петуха, которому кукарекать разрешалось, но в очень ограниченных пределах под угрозой отправки в кастрюлю или на сковородку.

В общем, согласно задумке Хлыстуна, часть земли оставлялась в государственной собственности. Вся социальная сфера передавалась в муниципальную собственность. А остальная земля и все то, что можно было разделить из основных средств, должно было делиться. Было объявлено, что колхозное имущество теперь является коллективной долевой собственностью. Если в дальнейшем получившие свои доли люди снова не объединялись, то они имели право свой пай забрать: либо в натуральном выражении, либо в стоимостном (если нельзя было его выделить в натуре). И дальше с этим паем каждый был волен поступать как угодно: либо вести частное хозяйство, либо вообще продать его. Колхоз как бы распускался.

Почему это дело не очень пошло? Во-первых, надо было назначить кого-то на местах ответственным – неким главным комиссаром. Ведь колхозов в стране были тысячи. Из Москвы и даже из области процессом не поруководишь. Но кого реально назначить? Выбор пал на председателей колхозов, которые и должны были руководить комиссиями по реорганизации. Оказалось, что это было глубоко ошибочное решение, потому что лису поставили сторожить курятник. Большевики при коллективизации эту проблему решили проще: через партийных рабочих комиссаров типа шолоховского Давыдова. А у Хлыстуна таких двадцатипятитысячников не нашлось. И когда это дело отдали на откуп председателям колхозов и директорам совхозов, лишь небольшая часть из них оказались патриотами реформы. Многое, конечно, зависело от позиции местных начальников, но и они редко были сторонниками столь радикальных преобразований.

В итоге фермерство развилось в основном там, где председатель колхоза сам был готов из своего колхоза выделиться. Тогда он делал все, чтобы эту систему реализовать. Если же это был человек типа Василия Стародубцева, то тогда в хозяйстве действовали так, чтобы систему задавить, а идею выхолостить. А возможностей у председателя было много. Реальная власть на селе все еще оставалась у него.

Что происходило на практике? Собирали собрание, но перед ним местные начальники встречались со всеми своими несчастными бабушками-колхозницами, особенно с нищими пенсионерками, и говорили: «Ты вот мне заявку на привоз дров давала? Давала. Вот пойдешь в колхоз – привезут, не пойдешь – делай что хочешь!» А скоро на дворе зима. И куда той старушке было деваться?

Другой вариант такой же эффективной «агитации»: «Огород тебе надо вспахать колхозным трактором? Вот пойдешь в колхоз – вспашем, а не пойдешь – паши сохой! Мы тебе пай-то дадим, но что ты с ним будешь делать?» Все это нужно помножить на недостаточную информированность людей, слабую веру в то, что все начинается всерьез. К тому же немалую долю аграриев составляли люди предпенсионного возраста или пенсионеры. Им начинать самостоятельное хозяйство было уже не под силу.