Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

Все это кончилось очень тяжелым разговором с Руцким. Он позвонил мне по правительственной связи и с большим количеством мата потребовал немедленного исполнения его поручения. Я деликатно, но настойчиво объяснял, почему не могу это сделать. Тогда генерал почти истошно заорал, что он «подведет меня под комиссию по коррупции (он тогда ее возглавлял) и лично непременно расстреляет». В конце концов я не выдержал и тоже послал его «по матушке», после чего бросил трубку. Задним числом признаю, что посылать на три буквы второе должностное лицо в государстве неэтично, но, видит Бог, он меня вынудил. Самое забавное, что у меня в кабинете в этот момент шло совещание и на нем присутствовал десяток сотрудников, слышавших весь разговор. Неделю потом в министерстве на меня поглядывали с опаской и с некоторым сочувствием. Старые аппаратные волки явно ждали расплаты за немыслимую для их жизненной школы вольность. Едва ли председатель Госплана, даже сам Байбаков, мог «послать» второго секретаря ЦК КПСС. Кара была бы быстрой и жесткой. На следующий день моя приемная, в которой всегда толпились сотрудники министерства и посетители, была девственно пуста. Ситуация повторилась в столовой для начальников подразделений, куда ходил и я. Обычно у секретаря узнавали, когда я пойду обедать, и старались подсесть за мой стол, чтобы что-то обсудить в неформальной обстановке. А тут прихожу, обеденный зал почти пуст. Аппарат решил, что дни министра сочтены. Однако когда кара так и не наступила, мой авторитет резко вырос. Аппарат однозначно пришел к выводу, что молодой министр сильно укрепился в должности, если может позволить себе такое.

Кстати, впоследствии мы нашли общий язык с губернатором края Кузнецовым, потому что общаться с Руцким у меня уже не было никакого желания. И решение по Кочубеевскому заводу приняли. Я дал Ставрополю квоту на экспорт скандия: редкоземельного металла, который производится в Ставрополье. Да еще мы включили проект во французскую кредитную линию. Завод начали строить. На освящение площадки приезжал патриарх Алексий II. Я не поехал, потому что снова пришлось бы спорить из-за нефтяных квот. Ставропольцы (реально все та же команда, которую лоббировал Руцкой) быстро договорились с тюменцами, что будут поставлять им будущий сахар в обмен на нефть. Причем нефть им должны были дать сразу, а сахар, естественно, мог появиться только когда-то в будущем. Спросили меня, как я отношусь к этой идее. Я ответил: «Замечательная идея. Я двумя руками за!» И у меня тут же попросили дополнительную квоту на экспорт этой нефти, но тут коса опять нашла на камень. Не знаю точно, но, кажется, завод так и не был построен. Слишком темные личности крутились вокруг этого проекта.

В качестве другого примера активной лоббистской деятельности Руцкого упомяну решение по «Сибирской корпорации по агропереработке „АГРОСИБ“». Распоряжением вице-президента в августе 1992 года для нее были созданы особые условия хозяйствования, выражавшиеся в освобождении корпорации от экспортных и импортных пошлин, предоставлении некоторых других льгот во внешнеэкономической деятельности, а также в выделении льготных кредитов и установлении государственных гарантий под привлечение иностранных кредитов и инвестиций. Впрочем, я не имею документальных оснований бросить упрек Руцкому в личной заинтересованности в подобных решениях.

Самым опасным было даже не лоббирование отдельных проектов, а то, что под нажимом Руцкого и с одобрения парламента сельскому хозяйству стали выдаваться огромные средства, которые, как и в прежние времена, часто бесследно исчезали, не принося никаких улучшений. Хотя мои слова относительно бесследного исчезновения денежных вливаний в село – это, скорее, метафора. В те годы частенько приходилось сталкиваться с тем, что при сохраняющейся бедности и неэффективности коллективных и государственных хозяйств на селе там существовал вполне процветающий в материальном отношении слой руководящих работников.

Вскоре после моего ухода из Министерства экономики мне довелось познакомиться с одним из таких сельских руководителей. Этот человек из подмосковного животноводческого совхоза пришел просить льготный кредит, жалуясь на беспросветные трудности своего хозяйства. Он долго говорил об убыточности их производства, об отсутствии средств для строительства необходимого им консервного цеха, о нехватке кормов для скота, о невозможности удержать людей, разбегающихся из-за чудовищно низкой заработной платы, и тому подобных вещах. А прощаясь, вдруг сказал: «Хотел бы вот с вами посоветоваться. У меня тут пятьдесят тысяч долларов образовалось. В какой бы банк их лучше положить?» Пример, думаю, весьма типичный и очень красноречивый.