Как мы не стали бандой

Антон развеселился.

— А сколько всего цветов у дискет, вдруг разрастемся и их не хватит?

— Десять, а там еще варианты есть, — серьезно ответил Крипун.

Маяков по части хозяйства всегда доверял другу.

— Ну ты, в общем, иди позондируй почву, как там ребята насчет подработок, а я скоро догоню.

Толя достал из сумки бутылку, привезенную из командировки, и уже в дверях повернулся:

— А как мы в газете работать будем, не успеть же ничего?

— Как-нибудь, — Антон деловито снимал трубку, как бы показывая, что уже намерен собирать заказы.

Когда из соседней комнаты донеслись восторженные вопли коллег, Антон положил трубку обратно на аппарат и задумался.

С детства из книг он знал о том, что в жизни каждого человека наступает момент, после которого все становится не так, как было. Если человек великий, то это Тулон, если обычный, то что-то поменьше.

Умом Маяков понимал, что пришли перемены. Однако ничего необычного не чувствовал.

Наконец он позвонил Кате.

Она взяла трубку сразу.

— А коляска какого цвета нужна? — решил он сразу взять быка за рога.

— Какая коляска? — голос звучал недоуменно.

— Ну, мальчикам голубую покупают, девочкам розовую, нам-то какая нужна? — Антон изо всех сил старался звучать иронично.

Катя охнула:

— Какой поворот, я думала, ты спросишь, я на трамвае на аборт поеду или отвезти на такси.

Маяков закурил.

— Ну а чего на аборт, чего сразу на аборт, я в отцы готовый хоть сейчас.

— Через семь месяцев примерно будь готов, — голос девушки звучал совсем необычно. — Что тебе приготовить на ужин?

— Давай я куплю что-нибудь вкусненькое, — Маяков вспомнил, что будущие отцы должны быть внимательными.

— Пару бутылок водки? Так теперь мне нельзя.

— Ну, я подумаю, — сказал Антон и быстро положил трубку, давя в себе желание все переиграть.

Закурил.

И придумал, как сжечь мосты окончательно: познакомить Катю с матерью и рассказать про будущего внука или внучку.

Время, добавленное к первому тайму

1988 ГОД

Проходит XIX партийная конференция, на которой объявляются выборы на Съезд народных депутатов СССР.

Страна отмечает тысячелетие Крещения Руси.

Тиражи газет и журналов достигают миллионных показателей.

Выходят фильмы: «Убить дракона», «Успеть до полуночи», «Асса», «Десять негритят», «Эльвира — повелительница тьмы», «Игла», «Человек дождя».

Дмитрий Хубариев, Станислав Линькович

(СССР — ГОЛЛАНДИЯ, 0:2)

— Старик со старухой завтракают с утра, старик и говорит своей бабке, дай, мол, сахар. Та тянется через весь стол и ка-а-ак кулаком деду в морду. Тот: «За что, любимая?» — «Это тебе за сорок пять лет неудачного секса!» Завтрак продолжается. Через какое-то время муж встает и как хрясь жену по лицу. Та аж со стула упала. «А это за что?!» — заорала жена. «А ты откуда, сука, знаешь разницу между удачным и неудачным сексом?» — таксист захохотал и ткнул Диму кулаком в бок: — Сексом, сука, сексом! Два года назад его не было тут у нас в СССР, а теперь вот у старика, старухи, а если вдуматься, то и у Золотой рыбки тоже секс.

Дима вежливо засмеялся в ответ:

— Да, да, в джинсы облачились самые отсталые слои населения.

Таксист осекся, глянув сначала на свои обтянутые синей джинсой бедра, потом на слегка потрепанные и совсем не модные брюки мальца. Хмыкнул.

Дима был не отсталым, а бедным. И на такси катался не от барышей, а за заработком.

До того как устроиться работать на почту, он ездил на серой «Волге» с шашечками ровно один раз, лет в одиннадцать. Все понравилось, но бабушка сразу предупредила, что часто так не будет. Такси, рестораны, театр предназначались для людей с достатком, кино было за праздник.

Дима твердо знал, что лишних, а то и насущных денег нет. Что надо донашивать перешитые отцовские штаны, которые до того донашивал Макс. Что зимнее пальто сшито из перелицованного старого бабушкиного, оно неудобное и тяжелое, а о внешнем виде и говорить нечего. Что сборы на всякие школьные нужды морщили бабушкин лоб, а пару каких-то особо дорогих экскурсий в Подмосковье Диме пришлось, сказавшись больным, вовсе пропустить. Карманные деньги являлись глубоко теоретическим понятием.

Чуть-чуть полегчало в девятом классе, когда Дима под именем Макса поступил на почту.