Линькович-старший все так же брезговал новой жизнью и старался не конфузить очевидно встроившегося в нее сына расспросами. Раньше Стас рассказывал о своих успехах, мнимых или явных, матери, а уже потом она как-то умела порадовать этим отца. Теперь сыну казалось иногда, что Иван Георгиевич похоронил и жену, и его за компанию.
Именно поэтому так удивительны были и звонок, и, главное, тон.
Уже выходя из такси, Стас понял, что приехал с пустыми руками. Немного нервно набрал номер и — это был хороший знак — услышал:
— Себе чего сам хочешь, а мне оливок возьми, я видел у тебя в комнате виски открытый, захотелось побаловаться.
В дурном настроении Линькович-старший отрезал бы, что все есть, и кинул трубку. Такое уже было — на последний день рождения. Тогда три часа застолья стали настоящей мукой.
В магазине Стас ломал голову, что, собственно, за виски у него стоит, явно из давних времен какой-нибудь красный Джонни Ходок. Теперь Линькович-младший такого питья не в уровень не пил.
Развитие розничной сети банка стало первой, самой маленькой ступенькой в деле превращения Стаса в оруженосца при Феодосии Лакринском, обязанного без устали находить способы добывать прибыль и вкладывать ее для получения еще большей прибыли.
Правила игры были разъяснены практически сразу.
Они сидели в ресторане, не отмеченном ни в одном справочнике города.
— У тебя, парень, — клекотал Феодосий, наливая в микроскопические рюмки рыжеватого цвета настойку, — есть право на ошибку. Если предложил дело, а оно не удалось, то бывает, не может все получаться. Обсудим, проговорим, в чем промах случился. Мы деньги делаем, а не мины с пола хватаем. Но если я пойму, что ты крысишь или врешь мне, то…
Стас не очень понимал, зачем при таких перспективах крысить.
— Это сейчас тебе кажется, что воровать повода нет, — отвечал на громкую мысль Феодосий, — но через год семья, любовница, в винах-висках сочтешь себя знатоком, в новых автомобилях раскумекаешься, вот тогда копейка начнет копеечку звать, так вот, парень, если почувствуешь позыв скрысить, то ты сначала обратись, пожалуйся на жизненные трудности, может, что и придумается.
Помощь понадобилась один раз. В мае 2003 года Линькович, дорабатывая некое инвестиционное предложение, два дня подряд изучал аналитику по рынку недвижимости. Закончив, он позвонил знакомому риелтору и попросил поискать любую большую квартиру, но такую, чтобы «уже на продаже и мозг не компостировали». Через час нашлась прям пятикомнатная и почти в Столешниковом. Она была не по деньгам, но привела в восторг Карину. Набравшись смелости, Линькович позвонил Лакринскому. Через неделю ему одобрили беспроцентный кредит, которого должно было хватить и на покупку, и на ремонт, поскольку в квартире стояла несусветная вонь. Присланный Феодосием строитель покрутил носом, походил и предложил снести все к херовой матери, а потом построить заново. Стас ужаснулся разорению, но тут по второму разу беременной Карине стало по-настоящему плохо.
Пришлось строиться. По окончании работ Стас, вторично набравшись смелости, пригласил Феодосия в гости. Выяснилось, что Лакринский при необходимости крайне галантен и мил, разве что, уезжая, буркнул совсем непонятное: «Оказывается, не только мир тесен, но и жилой фонд мал». Зато Каринина родня была в восторге, зять оказался не промах, пусть поначалу и дурил.
Когда семья жила в Москве, Стас квартировал с ними. Как только отбывали во Францию, а это происходило все чаще, Стас перебирался в хату, которую снимал для Лизы. История уже заканчивалась в связи с учащением намеков на то, что их отношения заслуживают большего. Линькович так не считал и подумывал об отступлении. На прощание думал оплатить ей хату на пару лет вперед или купить машину.
Деньги-то были. Но Стас так и представлял лицо Ивана Георгиевича при рассказе –
…о доступных кредитных программах и новых розничных продуктах банка, каждый из которых был жульничеством. Люди, с лихостью бравшие кредиты на приобретение ставших наконец доступными вещей, переплачивали втрое, но не понимали этого. И поэтому брали новые кредиты, чтобы отдать прошлые.
…про работу с подмосковными совхозами и превращение сельскохозяйственных земель в места, пригодные для строительства коттеджных поселков повышенной комфортности. Селян, желающих продолжать привычные занятия, отправляли на дальние выселки. Когда они упрямились, к ним присылали ментов. Или братков.
…про поставки всякой канцелярской мелочи для государственных нужд карандаши получались из чистого золота, хотя такой же в киоске стоил в двадцать раз дешевле. Чиновник, который подписал разрешение на закупки, получил долю в одном из поселков повышенной комфортности.
И он такой был не один.
Стас предлагал идеи, рисовал схемы, иногда находил людей, к которым стоит обратиться, и потихоньку превращался в главный мозговой трест той неведомой корпорации, которую во внешнем мире представлял Феодосий.
Лакринский не был в ней главным, но благодаря Стасу таким становился.