Это, по уверению бабушкиной подруги, было уже второй жертвой ради семьи. В свое время она бортанула жениха, взяв на себя заботу о дочери младшей сестры — куда делась она сама, старик со старухой не знали. Помнили только имя. И оно странным образом совпадало с именем бабушкиной троюродной сестры, которая в начале девяностых лежала парализованная у них дома. Была ли это действительно она или просто имена совпали, спросить было больше некого.
Хубариев несколько раз подступался к бабе Вере с вопросами о семейной истории, но она отшучивалась. Обещала как-нибудь рассказать и уверяла, что никаких особых тайн нет.
— Может быть, есть какое-то семейное наследство, — смеялся Дима.
— Если и найдутся, то только семейные долги, — в том же духе отвечала бабушка.
Родного деда, как понял Дима, вообще никто не знал, мамино отчество было взято с потолка. Про отца было известно, что сирота, попал в Суворовское училище после войны прямиком из детдома.
— А жениха бабушки твоей я помню, он такой энергичный был, красивый, но с ним надо было в Сибирь ехать, газ добывать, он так потом по этой части и пошел, я его уже в нынешние времена в президиуме с Черномырдиным видела, — рассказывала старуха.
Она с удовольствием вспоминала о том, какой Федор — так звали газовика — был молодец. Старик морщился. Видно, он тоже его знал, но восторга особого по каким-то причинам не испытывал.
И чтобы перебить жену, спросил Диму, что стало с Линьковичем.
Хубариев удивился. Он не думал, что старики знали Стаса.
Старик тоже удивился, он говорил о его отце, который учился в военном училище с отцом Димы.
Тут снова пришлось удивляться Хубариеву.
Старики, посокрушавшись для вида о том, как не знает ничего молодежь, перебивая друг друга, стали рассказывать удивительную историю. Оказывается, их со Стасом отцы дружили со времен военного училища. Линькович свидетелем был на свадьбе у Яна Хубариева. Когда случилось несчастье с родителями, Линькович стал им помогать, хотя бабушка пыталась отказываться.
— А на какой войне отец погиб? — Дима вспомнил, что они с Максом решили, что это Вьетнам, по годам подходило, да и секретность казалась вполне понятной.
Старик хмыкнул:
— Пил твой отец сильно, как жену похоронил. По пьяни под машину попал, но не говорить же вам об этом.
— То есть как: пьяный — под машину?! — вот тут Диму всерьез и ошеломило.
— Ну как, мать твоя померла, тебя родив, он месяц тосковал, второй, потом вроде оклемался, а тут ее день рождения. Он с утра выпил, а потом пошел на улицу за догонкой, ну и под машину…
Дима выдохнул. Невольно, когда это не имело совсем никакого значения, разъяснилась важнейшая для них в свое время с Максом загадка: почему пенсии за утрату родителей не хватало совсем ни на что и почему они жили так бедно. Не было никакой военной пенсии. Была невеликая бабушкина зарплата, на которую непонятно как вообще выживать получалось.
Он с детства помнил, как чем дальше, тем больше баба Вера и Макс ругались. Макс кричал про какие-то деньги, которые бабушка зажимает, и что он скоро вырастет и спросит за все. А потом рассказывал Диме о том, как хорошо жилось при родителях и какая добрая была мама. Младший только слушал и кивал — он-то помнить ничего не мог. Он только знал, что мама умерла из-за него. А потом бабушка угощала его чем-то вкусным и расстроенно жаловалась на то, какой Максим стал дурной, а раньше он был совсем замечательный.
Баба Вера берегла нас, не хотела говорить, что отец наш просто попавшая под колеса слабосильная пьянь. Она лепила из отца героя и, по сути, привела Макса к его нелепой просвистанной жизни. Он-то всегда считал, что деньги есть, просто их от него прячут. И потому кинулся их сам искать, думая, что в них счастье. Именно от того с ума и сошел в поисках. А нашел только фляжку паленого пойла. И никакого счастья.
Дима вспомнил, как в его далеком детстве бабушка, одолжив у соседей «Литературку», вечерами читала театральные рецензии, иногда откладывала газету и смотрела в окно. Баба Вера очень любила театр, а он, дурак, так и не сообразил, когда уже деньги появились, хоть какие-то добыть билеты, да можно было б и в Большой.
Пока бабушка была жива, Дима не подозревал, что она так любила его и на самом деле Макса. Эта пустота стала очевидна только после похорон, когда Хубариев понял, что в мире больше нет никого, кому он был бы нужен.
А еще Дима понял, что вспомнить, кроме детства и краткого времени счастья с Лизой, ему нечего. Пропавшую девушку найти так и не получилось, да и не искал он ее в последние два года всерьез. Это когда-то давно он обшаривал пафосные ночные клубы и получал по морде от охраны.
Дима считал, что продолжает искать Лизу, но все меньше понимал, о чем с ней говорить и что вообще он может ей предложить. Какая-то работа с доходом имелась, но вряд ли Лизу это могло заинтересовать. Возможно, что у нее уже семья, дети, пусть от богатенького Буратино, ну и что, пусть самые настоящие живые буратинята.