Как мы писали роман

'Are Babies a Blessing?'	"Следует ли считать детей благословением божиим?"
The youngest reporter on the staff, writing over the simple but touching signature of 'Mother of Six,' had led off with a scathing, though somewhat irrelevant, attack upon husbands, as a class; the Sporting Editor, signing himself 'Working Man,' and garnishing his contribution with painfully elaborated orthographical lapses, arranged to give an air of verisimilitude to the correspondence, while, at the same time, not to offend the susceptibilities of the democracy (from whom the paper derived its chief support), had replied, vindicating the British father, and giving what purported to be stirring midnight experiences of his own.	Младший из наших репортеров, который подписывался просто и трогательно "Мать шестерых детей", открыл кампанию едкой, хотя не совсем относящейся к делу атакой на мужей, как таковых. Редактор нашего спортивного отдела подписывался "Рабочий" и поэтому уснащал свои статьи орфографическими ошибками; эти ошибки он мучительно и тщательно обдумывал, для того чтобы, с одной стороны, придать своим письмам больше правдоподобия, а с другой - не задеть обидчивых демократических читателей, от которых газета получала свои основные средства. Так вот этот "Рабочий" встал на защиту британских отцов, приводя в виде волнующего примера свое собственное поведение.
The Gallery Man, calling himself, with a burst of imagination, 'Gentleman and Christian,' wrote indignantly that he considered the agitation of the subject to be both impious and indelicate, and added he was surprised that a paper holding the exalted, and deservedly popular, position of _The_ — should have opened its columns to the brainless vapourings of 'Mother of Six' and 'Working Man.'	Театральный рецензент, который в пылу воображения избрал себе псевдоним "Джентльмен и Христианин", с возмущением ответил, что считает обсуждение подобной темы нечестивым и неделикатным, и прибавил, что он удивлен, как это газета, занимающая столь высокое положение и пользующаяся столь заслуженной популярностью, могла поместить на своих страницах безмозглые фантазии "Матери шести детей" и "Рабочего".
"The topic had, however, fallen flat.	Дискуссия, однако, на том и заглохла.
With the exception of one man who had invented a new feeding-bottle, and thought he was going to advertise it for nothing, the outside public did not respond, and over the editorial department gloom had settled down.	Отозвался на нее только один человек, который изобрел новый рожок для молока и думал найти у нас даровую рекламу. Больше никто не откликнулся, и в редакции воцарилось уныние.
"One evening, as two or three of us were mooning about the stairs, praying secretly for a war or a famine, Todhunter, the town reporter, rushed past us with a cheer, and burst into the Sub-editor's room.	Однажды вечером, когда двое или трое из нас бродили, как сонные, по лестнице, втайне мечтая о войне или голоде, Тодхантер, корреспондент отдела городской хроники, промчался мимо нас с радостным криком и ворвался в комнату к помощнику редактора.
We followed.	Мы бросились за ним.
He was waving his notebook above his head, and clamouring, after the manner of people in French exercises, for pens, ink, and paper.	Он размахивал над головой записной книжкой и требовал перьев, чернил и бумаги.
"'What's up?' cried the Sub-editor, catching his enthusiasm; 'influenza again?'	"Что случилось? - крикнул помощник редактора, заражаясь его возбуждением. -Опять вспышка инфлюэнцы?"
"'Better than that!' shouted Todhunter. 'Excursion steamer run down, a hundred and twenty-five lives lost--four good columns of heartrending scenes.'	"Подымайте выше, - орал Тодхантер, - потонул пароход, на котором была целая экскурсия, погибло сто двадцать человек, - это четыре столбца душераздирающих сцен!"