Как мы писали роман

At what time the "proceedings" terminated, and what business was done, the chronicle, however, sayeth not; though, faintly pencilled in the margin of the page, I trace these hieroglyphics:	В котором часу это собрание было "закрыто" и к чему оно привело, в нашей летописи, однако, не сказано, хотя на полях можно различить написанное карандашом:
"3.14.9-2.6.7," bringing out a result of "1.8.2."	"3 ф. 14 ш. 9 п. - 2 ф. 6 ш. 7 п., с итогом в 1 ф. 8 ш. 2 п.".
Evidently an unremunerative night.	Несомненно, что финансовые результаты этого вечера были не особенно благоприятны.
On September 13th we seem to have become suddenly imbued with energy to a quite remarkable degree, for I read that we "Resolved to start the first chapter at once"--"at once" being underlined.	Тринадцатого сентября мы, должно быть, внезапно почувствовали необыкновенный прилив энергии, ибо я прочел, что мы "решили немедленно начать первую главу", причем слово "немедленно" было подчеркнуто.
After this spurt, we rest until October 4th, when we "Discussed whether it should be a novel of plot or of character," without--so far as the diary affords indication-arriving at any definite decision. I observe that on the same day	После этого судорожного усилия мы отдыхали до четвертого октября, когда принялись обсуждать, "будет ли это приключенческий роман или психологический", не придя, впрочем, - насколько это можно заключить из дневника - ни к какому решению.
"Mac told a story about a man who accidentally bought a camel at a sale."	На том же собрании Мак рассказал про человека, который на аукционе случайно купил верблюда.
Details of the story are, however, wanting, which, perhaps, is fortunate for the reader.	Но подробностей этого рассказа я не записал, -может быть, к счастью для читателя.
On the 16th, we were still debating the character of our hero; and I see that I suggested "a man of the Charley Buswell type."	Шестнадцатого числа мы все еще спорили о характере нашего главного действующего лица, и из записи видно, что я предложил в герои человека типа Чарли Басвелла.
Poor Charley, I wonder what could have made me think of him in connection with heroes; his lovableness, I suppose--certainly not his heroic qualities.	Бедный Чарли! Теперь я не понимаю, почему он тогда ассоциировался у меня с образом героя. Очевидно, не из-за каких-либо его героических черт, а просто потому, что он всегда был страшно мил.
I can recall his boyish face now (it was always a boyish face), the tears streaming down it as he sat in the schoolyard beside a bucket, in which he was drowning three white mice and a tame rat.	Я до сих пор помню его залитое слезами мальчишеское лицо (оно так навсегда и осталось мальчишеским), когда он сидел на школьном дворе и топил в ведре с водой трех белых мышей и ручную крысу.
I sat down opposite and cried too, while helping him to hold a saucepan lid over the poor little creatures, and thus there sprang up a friendship between us, which grew.	Я сидел по другую сторону ведра и тоже ревел, помогая ему придерживать крышку от кастрюльки над несчастными зверюшками, и таким-то образом и началась наша дружба, началась и стала расти.
Over the grave of these murdered rodents, he took a solemn oath never to break school rules again, by keeping either white mice or tame rats, but to devote the whole of his energies for the future to pleasing his masters, and affording his parents some satisfaction for the money being spent upon his education.	Над гробом этих убитых грызунов Чарли принес торжественную клятву никогда больше не нарушать школьных правил, не заводить ни белых мышей, ни ручных крыс, но направлять всю свою энергию на то, чтобы слушаться учителей и доставлять своим родителям хотя бы небольшую радость в возмещение расходов по его образованию.