Как мы писали роман

Of course, there followed the usual discovery and consequent trouble, the usual repentance and reformation, the usual determination to start a new life.	Конечно, тайну его снова обнаружили, что привело к очередным неприятностям, очередному раскаянию и обращению на путь истинный и к очередному решению начать новую жизнь.
Poor fellow, he lived "starting a new life."	Бедный мальчик, он так и жил, все время "начиная новую жизнь".
Every New Year's Day he would start a new life--on his birthday--on other people's birthdays.	Он начинал новую жизнь в первый день каждого нового года, в день своего рождения, в день рождения кого-нибудь другого.
I fancy that, later on, when he came to know their importance, he extended the principle to quarter days.	Мне кажется, что в дальнейшем, когда он понял всю серьезность этих начинаний, он стал считать своим долгом производить их в первый день каждого квартала, когда истекают сроки платежей.
"Tidying up, and starting afresh," he always called it.	Он называл это "производить генеральную чистку и начинать сызнова".
I think as a young man he was better than most of us.	Мне кажется, что юношей он был даже лучше, чем многие из нас.
But he lacked that great gift which is the distinguishing feature of the English-speaking race all the world over, the gift of hypocrisy.	Но у него не было того ценного свойства, которое является отличительной чертой потомков англосаксов, где бы они ни находились, а именно - умения лицемерить.
He seemed incapable of doing the slightest thing without getting found out; a grave misfortune for a man to suffer from, this.	Стоило ему совершить какой-либо, даже самый незначительный, проступок, как все сразу же становилось известным, а это - большое несчастье для человека и приводит к постоянным недоразумениям.
Dear simple-hearted fellow, it never occurred to him that he was as other men--with, perhaps, a dash of straightforwardness added; he regarded himself as a monster of depravity.	Милый мой, простодушный мальчик, он так и не понял, что он такой же, как и все остальные люди, может быть только чуть-чуть более прямой и честный, а он считал себя чудовищем развращенности.
One evening I found him in his chambers engaged upon his Sisyphean labour of "tidying up."	Однажды вечером я застал его дома занятым сизифовым трудом "генеральной чистки".
A heap of letters, photographs, and bills lay before him.	Перед ним лежала гора писем, фотографий и счетов.
He was tearing them up and throwing them into the fire.	Он рвал их и бросал в огонь.
I came towards him, but he stopped me.	Я хотел подойти к нему, но он остановил меня.
"Don't come near me," he cried, "don't touch me.	"Не подходи, - закричал он, - не трогай меня!
I'm not fit to shake hands with a decent man."	Я не достоин пожать руку честному человеку".
It was the sort of speech to make one feel hot and uncomfortable.	От таких слов обычно краснеешь и чувствуешь себя неловко.
I did not know what to answer, and murmured something about his being no worse than the average.	Я не нашел подходящего ответа и пробормотал нечто вроде того, что он не хуже других.