Как мы писали роман

"My God!" he cried vehemently, "when I think of all the wrong I have done--the irreparable, ever-widening ruin I have perhaps brought into the world--O God! spare me a long life that I may make amends.	"Боже мой, - воскликнул он с жаром, - когда я подумаю о том вреде, который я причинил, о непоправимом и все растущем зле, которое я, быть может, принес в этот мир... О боже, дай мне прожить долгую жизнь, чтобы я мог искупить свои ошибки.
Every hour, every minute of it shall be devoted to your service."	Каждый час, каждая минута моей жизни будет отныне посвящена добру!"
As he stood there, with his eager boyish eyes upraised, a light seemed to fall upon his face and illumine it.	Он стоял предо мной, подняв к небу свои живые детские глаза, и казалось, что лицо его зажглось озарившим его свыше светом.
I had pushed the photograph back to him, and it lay upon the table before him.	Я подвинул к нему фотографию, и теперь она лежала на столе прямо перед ним.
He knelt and pressed his lips to it.	Он преклонил колени и прижался губами к портрету.
"With your help, my darling, and His," he murmured.	"С твоей помощью, моя дорогая, - пробормотал он, - и с помощью неба".
The next morning he was married.	На следующее утро он женился.
She was a well-meaning girl, though her piety, as is the case with most people, was of the negative order; and her antipathy to things evil much stronger than her sympathy with things good.	Жена его оказалась высоконравственной женщиной, хотя нравственность ее была, как это часто бывает, негативного свойства: она больше ненавидела зло, чем любила добро.
For a longer time than I had expected she kept him straight--perhaps a little too straight. But at last there came the inevitable relapse.	Ей удалось дольше, чем я думал, удержать мужа на прямом, может быть даже чуточку слишком прямом, пути, но в конце концов он неизбежно снова сорвался.
I called upon him, in answer to an excited message, and found him in the depths of despair.	Я пришел к нему, так как он вызвал меня страшно взволнованным письмом, и нашел его в глубоком отчаянье.
It was the old story, human weakness, combined with lamentable lack of the most ordinary precautions against being found out.	Это была старая история: он поддался человеческой слабости и не сумел принять даже самых элементарных мер для того, чтобы скрыть свою вину.
He gave me details, interspersed with exuberant denunciations of himself, and I undertook the delicate task of peace-maker.	Он стал рассказывать мне все подробно, прерывая речь восклицаниями о том, какой он великий преступник, и мне пришлось взять на себя роль примирителя.
It was a weary work, but eventually she consented to forgive him.	Это была нелегкая задача, но в конце концов жена согласилась простить мужа.
His joy, when I told him, was boundless.	Я сообщил ему об этом, и радость его буквально не имела границ.
"How good women are," he said, while the tears came into his eyes.	"Как бесконечно добры женщины! - воскликнул он, и слезы навернулись ему на глаза.
"But she shall not repent it.	- Но жена моя не раскается.
Please God, from this day forth, I'll--" He stopped, and for the first time in his life the doubt of himself crossed his mind.	Видит бог, что, начиная с сегодняшнего дня..." - Он остановился, и впервые в жизни в душу его закралось сомнение в самом себе.