Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

У меня не так уж много литературных принципов (честно говоря, я довольно беспринципный автор, а читатель – так и вовсе бессовестный), но есть правило, которого я придерживаюсь строго: никогда не писать о себе. Читателям, которые всегда ищут в книгах интимных подробностей из жизни автора (я сама ищу, чего там), в моих текстах совершенно нечем поживиться. Всё, что меня увлекает, беспокоит, тревожит, весь свой жизненный опыт – и грустный, и смешной, и болезненный – я без всякой жалости отдаю персонажам, непременно (и тоже принципиально) вымышленным. Причём очень забочусь о том, чтобы первая любовь превратилась в последнюю дружбу, а детская обида – во взрослую страсть. Получается система взаимоискажающих зеркал, в которой искать автора – бесполезное дело.

Помнится, один молодой сердитый критик, вынужденный как-то вести со мной литературную беседу, остался этим очень недоволен и даже предположил, что такая скрытность существу пишущему не к лицу. «Получается, Марина, – заметил он, – что вас как будто нету». Честное слово, это лучшее, что я слышала от критиков в свой адрес. Меня – как живого кровоплотного человека, который встаёт по утрам и ложится вечером, пополняет карту «Тройка», предпочитает солёные огурцы и сетует на пробки – для читателя действительно нет. И быть не должно.

Есть только текст, который я написала, – и текст, который вы потом прочли.

Надо ли говорить, что это всегда разные тексты? И что именно в этом волшебном зазоре между текстом написанным и текстом прочитанным и кроется то, что мы называем литературой?

Конечно, мне бы хотелось подвести под своё нежелание писать о себе ещё какую-то философскую или хотя бы литературоведческую базу, но, полагаю, что всё дело в бабушке Вале, которая считала неприличным хвастовством любое употребление вслух местоимения «я» в любом из имеющихся склонений. Выросшая под строгий окрик: «Не якай!», я уже в пять лет могла рассказать внятную историю о пережитом на прогулке приключении, ни разу не упомянув о себе самой. Это было непростое упражнение для резвого ребенка с довольно лохматым воображением, но исключительно полезное. Став постарше, я поняла, что рассказывать о себе не стыдно, а просто неинтересно. Воображение – вот что оказалось самой лучшей игрушкой на свете. И остаётся такой до сих пор.

Так что спасибо, бабушка. Это была хорошая школа.

Однако для человека, который считает нежелание писать о себе литературным принципом, я нынче говорю о себе непозволительно много. А ведь монолог – совершенно не мой жанр. На вежливую просьбу рассказать о себе (в отделе кадров, на встрече с читателями, на первом свидании) я реагирую самой настоящей немотой. Куда проще отвечать на вопросы – опираясь на них, я чувствую себя в чуть большем праве говорить о себе самой. В конце концов, та же бабушка утверждала, что не отвечать людям – верх невежливости. Поэтому я решила не мучить вас и себя, а ответить на вопросы, которые составители задавали авторам сборника «Как мы пишем» еще в 1930 году.

Кстати, обложка этого сборника сама по себе прекрасный ответ на все писательские чаяния. Посмотрите на список фамилий – Андрей Белый, М. Горький, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, В. Каверин, Борис Лавренёв, Ю. Либединский, Ник. Никитин, Борис Пильняк, М. Слонимский, Ник. Тихонов, А. Толстой, Ю. Тынянов, Конст. Федин, Ольга Форш, А. Чапыгин, Вяч. Шишков, В. Шкловский. Кого мы читаем и знаем сейчас, в 2018 году? Кто остался писателем по гамбургскому счёту?

Посчитайте сами.

Написать книгу, да хоть двадцать книг – не значит стать писателем. Чтобы стать писателем, надо умереть. И подождать ещё лет пятьдесят, чтобы всё встало наконец на свои места, чтобы отстоялась вода и мусор, который казался таким блестящим, лёг на дно, дав читателю возможность взглянуть на текст, не отвлекаясь на шум и ярость назойливой современности.

Только тогда и станет ясно, чего мы стоим на самом деле.

1. Подготовительный период. Длительность его.

Если я пишу большую книжку (самонадеянно надеясь на роман), то подготовительный период длится в прямом смысле – годы. Поскольку я всегда даю героям профессии, о которых не имею ни малейшего понятия, и сую их в неведомые мне города, времена и обстоятельства (тоже, к сожалению, самонадеянно), времени на сбор фактуры уходит в разы больше, чем на написание собственно текста.

Я бы рада сказать, что с рассказами дело обстоит проще, но – нет. Например, для того чтобы написать рассказ «Там, внутри» (про мать ребенка-инвалида), я буквально выучила наизусть монографию Мещерякова «Слепоглухонемые дети. Развитие психики в процессе формирования поведения» и несколько месяцев сидела на форумах мам, у которых тяжелобольные дети. Вот где дистиллированный ужас. Меня чуть не убил этот текст – а рассказ получился маленький.

2. Каким материалом преимущественно пользуетесь (автобиографическими, книжными, наблюдениями и записями)?