Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Насмотренные дети-мажоры воспринимали мой «фильм» с подозрением, аудитория поскромнее внимала, развесив уши, но скоро у меня возникли осложнения – с названием вышел затык.

Сначала я всем его сообщал. Оно кстати было ничего – «Звёздная дыра». Но скоро мои «зрители» стали предъявлять претензии: кому бы они ни говорили о таком кино, никто ничего не слышал. Возникли подозрения, которые скоро переросли в обвинения в самозванстве.

Если бы я продавал билеты на свои «сеансы», разгневанные маленькие зрители вполне могли бы потребовать вернуть деньги. Эта история натолкнула меня на мысль, что нам, людям, бренды важнее реальности. Пересказ моего «фильма» слушали затаив дыхание, но, когда оказалось, что такого кино не существует, слушатели разгневались. Они почувствовали себя обманутыми лишь потому, что наслаждались не брендированным развлечением, а байкой такого же мальчишки, как они сами. В нашем мире, если хочешь быть услышанным, обзаведись сертификатом качества.

А ещё я понял, что реальность постоянно модифицируется. Настроившись на некий формат, мы пропускаем всё, чего не ждём. Пока мы охотимся за мечтами, сквозь сети нашего внимания проскальзывают, возможно, куда более важные вещи.

Неудача с «фильмом» временно лишила меня уверенности в собственных силах, но вкус к сочинительству я приобрести успел. После фиаско со «Звёздной дырой» меня влекли не столько плоды, сколько сам процесс. Идеальное настроение для любого дела, когда работаешь без надежды на награду.

На уроках литературы я увлечённо пересказывал книги, которых не читал. Схватив на переменке общую канву того или иного романа, я развивал её, добавляя порой несуществующие в оригинале сцены. Учительница не особо в это вмешивалась. Возможно, девяностые быстро научили её смотреть на вещи философски, или она не очень внимательно меня слушала, или сама не была знатоком изучаемых литературных произведений, а возможно, чем чёрт не шутит, ей просто было интересно, как я вывернусь и что наплету. В любом случае я очень ей благодарен за терпение и предоставленный шанс тренировать раскованность рассказчика.

Литература для меня – это не только авантюра и магия, но и тяжёлый труд. Я бы сравнил литературу с работой шахтёра и детектива. Шахтер, спускаясь под землю, обязан следовать за жилой. Ему бы, может, хотелось не лезть в узкие туннели, но он обязан идти вслед за рудой. Руда ведёт его, как хорошего писателя ведёт не собственный план, а сама история, за которую он взялся.

То же самое с детективом.

Вспомните Лестрейда и Холмса. Первому всегда всё сразу было понятно. Лестрейд принимал поверхностное за истину. Холмс, напротив, докапывался до правды, следуя не за собственными представлениями о преступлениях, а за самой историей произошедшего.

Микеланджело называл искусство скульптуры умением убирать лишнее. Я занимаюсь тем же самым. Только, в отличие от неистового флорентийца, условную мраморную глыбу произвожу тоже я. Работая над текстом, я записываю множество кажущихся мне ценными фактов, сцен и подробностей. Создаю объём, грубую первоначальную форму с весьма условными очертаниями. Затем львиную долю времени я посвящаю отбрасыванию и удалению лишнего. Часто из таких обрезков получаются самостоятельные рассказы или повести. Вообще, если я берусь за повесть или роман, то на выходе у меня обязательно получится несколько рассказов. Основной текст-бомбардировщик у меня всегда сопровождается текстами поменьше – истребителями.

Важным опытом последних лет стало для меня чтение вслух. Чтение собственных рассказов перед публикой. Помимо множества чисто эстрадных особенностей, есть одна чрезвычайно важная чисто технически – чтение вслух помогает в редактуре. На слух удаётся эффективно выявлять нелепости и косяки текста. А если сложить это с практикой рукописной работы, то литературный труд и вовсе становится совершенно хэндмэйдовским делом. Я начинал с рукописных записей и в последнее время снова вернулся к этой практике. Всё, что я пишу, я пишу ручкой в блокнотах. Это не позёрство, при таком методе совершенно меняется пластика мысли, рождаются идеи особого рода. Кроме того, перепечатывание рукописного текста обеспечивает первый этап глубокой редактуры. Очень рекомендую.

Пишу я о том, что люблю, чем хочу делиться. Литература для меня наслаждение; наслаждаешься, переживая красоту, наслаждаешься, разделяя её с другими.

Марина Степнова. Как я пишу