По мере приближения к полигону я чувствовала нарастающее предвкушение, словно ребенок в ожидании подарков ранним рождественским утром. Когда мы прошли тщательно охраняемые ворота, я осмотрелась вокруг: это было прохладное место в тени деревьев с жидкой растительностью под ногами и четко обозначенными тропинками, ведущими в разных направлениях. Земля с одной стороны была застлана лианами пуэрарии. Это растение завезено из Юго-Восточной Азии и теперь считается самым вредным сорняком в южных американских штатах. Оно расползается и вьется, оплетая все на своем пути, так что любой предмет в итоге превращается в свой зеленый призрак.
Но это лишь одна из удивительных вещей, которые я увидела, когда мы прошли через ворота. Практически сразу я оказалась на открытом участке, где были представлены тела на различных стадиях разложения. Было любопытно проходить мимо трупов, расположенных вдоль прохода в разных позах. Одни были прикрыты частично, другие полностью, а третьи лежали обнаженными. Удивительно, насколько спокойно человек может воспринимать такое количество трупов. Меня ничто не шокировало, хотя порой и открывались зрелища, каких не увидишь ни в одном фильме ужасов. Единственным, что меня сильно поразило, было отсутствие цвета, по сравнению с многочисленными трупами, которые мне доводилось видеть по работе. Крови здесь не было; кожа, волосы, ногти – все разложилось до одинакового коричневого оттенка. Лишь свежие трупы казались настоящими.
Стадии разложения трупов на протяжении многих лет используются для оценки давности наступления смерти. Тела, которые жертвуют на исследование процесса разложения, неизбежно принадлежат белым мужчинам среднего или пожилого возраста, в связи с чем выборка не кажется репрезентативной. Люди в возрасте обычно пьют больше лекарств, что, разумеется, может оказывать влияние на скорость разложения. Доноры африканского и латиноамериканского происхождения – большая редкость, равно как и женского пола, и я уверена, что полигону ни разу не жертвовали тело ребенка. По какой-то причине темнокожие, латиноамериканцы и женщины меньше горят желанием лежать у всех на виду, становясь домом для всевозможных микроорганизмов и насекомых и предметом пристального наблюдения ученых. Однако, разумеется, ученые обходятся тем, что есть. Во время своей экскурсии я наткнулась только на одно тело темнокожего в лесу, и его судьба была весьма печальной. Родные не хотели платить за его похороны и подумали, что отличным выходом будет пожертвовать его тело Биллу Бассу. В другом случае человек был настолько ужасным при жизни, что семья решила «наказать» его после смерти. Весьма угрюмая история.
Пока мы шли, одна из старших научных сотрудниц сказала: «Да, лучше к лозе не подходить – там полно щитомордников». Я как-то слышала это название раньше и решила, что речь о каких-то бабочках. Как бы не так: щитомордник – это змея подсемейства ямкоголовые, и хотя ее укус редко приводит к смерти взрослых людей, он доставляет немало неприятностей. Об этих змеях я узнала один удивительный факт: в отсутствие самца самка способна производить потомство без его участия. Ее яйцеклетка дважды делится, образуя четыре клетки, две из которых объединяются в эмбрион! Таким образом, партеногенез возможен не только у беспозвоночных, но и у позвоночных! Возможно, я никогда бы и не наткнулась на эту информацию, не побывав в Ноксвилле, однако меня ждали и другие открытия о гадком зверинце этого «Акра смерти».
Я обратила внимание, что все работники университета носят с собой длинные палки. Позже узнала, что они сбивают ими паутины коричневого паука-отшельника. Эти пауки ядовиты и приводят в ужас большинство американцев, а у их укусов весьма серьезные последствия. В учебниках говорится, что они не такие уж и опасные, как думают люди. Скажите это кому-нибудь, кого они окружают на работе. У меня есть три страха, которые, думаю, я разделяю со многими: боюсь высоты, пауков и змей, и два из трех оказались теперь вокруг меня. Не беспокоили меня ни раздутые животы, лопающиеся от личинок; ни глаза и ноздри, настолько забитые яйцами, что казалось, будто их нашпиговали ватой; ни царящие там запахи; ни пустые глазницы, распахнутые челюсти, ни сползающие со скальпа волосы. Но меня определенно тревожила мысль о потенциальном тесном знакомстве с дикой живностью.