Как нашли убийцу? Каждое тело оставляет след

Больше я ничего не сказала, даже по приезде в мой новый и, как я надеялась, временный дом. Я не стала задавать вопросов о матери; не спрашивала про отца. По правде говоря, мне было стыдно, я чувствовала себя униженной и испытывала отвращение к поведению так называемых взрослых. Я всегда чувствовала себя взрослее обоих своих родителей и привыкла смотреть на них критическим взглядом. Постоянно они ставили на первое место себя – их чувства были важнее всего, их необходимо лелеять любой ценой, пускай даже в ущерб детям. И тем не менее, отчасти я была даже рада, что родители разошлись. Любви не всегда оказывается достаточно, и они слишком долго отравляли мне жизнь своими разборками.

С одной стороны, случившееся стало для меня огромным облегчением – больше не нужно было жить в эпицентре их войны, – однако с другой – несло и свое проклятье. В мои шестнадцать лет их развод стал для меня настоящим клеймом позора. Я никогда не забуду – и не прощу ее за это, – как моя мать настояла, чтобы я пошла вместе с ней в суд, после которого мне сказали, что впредь я буду жить с ней. Оглядываясь назад, я понимаю, что родители сделали все, что теперь считается губительным для психики и благополучия ребенка. В наши дни это бы сочли за жестокое обращение. Тогда же такое понятие было немыслимым для девочки из столь «хорошей» семьи. Хуже всего, что бабушки не оказалось рядом и мне негде было искать спасения. Она гостила у семьи своего младшего сына в Йоркшире – тогда была его очередь.

Я шепотом рассказала своей близкой подруге о расставании родителей. Ее собственные родители находились в состоянии холодной войны, сколько она себя помнила, так что она искренне мне посочувствовала. Я всегда считала родителей и учителей самыми влиятельными и самыми опасными людьми на планете и чувствовала себя жертвой и тех, и других. Родители и учителя способны уничтожить и преумножить, в их власти сделать из ребенка жертву или воспитанника, в то время как попадающие в сферу их влияния дети лишены какой-либо власти. По крайней мере, в те дни было именно так.

Квартира, в которую мы переехали с матерью, не была для меня домом. Она просто не могла им стать. Не могла заменить тот дом, в котором у меня была своя собственная комната с книжными полками, куда приезжала погостить бабушка, где она читала рядом со мной и ухаживала за мной, когда мне нездоровилось. Эта новая жизнь выглядела малообещающей, и все мои надежды на то, что мама, перестав постоянно ссориться с отцом, смягчит свой нрав, оказались напрасны. Возможно, она просто привыкла быть вспыльчивой, и ее взрывной и властный характер никуда не делся. Я должна была плясать под ее дудку, и прежде всего это означало, что я теперь не могла видеться с отцом. Его жизнь больше никогда не пересекалась с моей, и мама запретила как-либо с ним контактировать; она не разрешала спрашивать о нем или даже говорить про него в ее присутствии. Дело не в том, что он был плохим человеком, просто совершил непростительное – он ей изменил.

В наши дни это точно не стало бы основанием для того, чтобы прятать ребенка от отца, и я знала, что он отчаянно хотел со мной повидаться, однако с того момента моя мать вела себя так, словно ее бывшего мужа никогда и не существовало. Мне до сих пор ничего не известно о том, что привело их к окончательному расставанию, но никогда и не хотелось узнавать подробности. Теперь же я вспоминаю все это и недоумеваю, как такое могло произойти. Бедный папа с его чудесными волосами, симпатичной внешностью и мощной харизмой… Однако я могла бы справиться только с одним из этих людей, и так как этим человеком должна была стать мать, отец превратился в отдаленную, призрачную личность в моей жизни. Родители, имейте в виду: если вы будете принижать друг друга перед ребенком, то навсегда превратитесь в предателей, и любить вас будут гораздо меньше.

Когда старость дала о себе знать – моя мама тогда жила в огромном грегорианском доме на вершине горы Бедуэллти в окружении невероятных красот и овец – врачи сказали мне, что ей нужен просто уход, а не больница.

Я понимала, что любая сиделка, которая к ней переедет, не выдержит и пяти минут, и я буду бесконечно искать того, кто сможет за ней присмотреть.

Выход был только один. Она переехала ко мне в большой дом в Суррее, где я жила одна со своим любимым котом Мики. Так начались три ужаснейших месяца. У матери всегда был кто-то, кто за ней ухаживал, и поначалу я превратилась в служанку. Так продолжалось недолго – я очень усердно трудилась, зарабатывая на жизнь, а теперь мне приходилось еще и заботиться о ней, стирать ее одежду и вовремя подавать ей еду. Я стала ужасно уставать.

«Что ты делаешь?», «Сколько тебя не будет?», «Кто это тебе звонил?»