Образец, взятый с носовых раковин жертвы, оказался богаче, чем я ожидала. Не питала особых надежд, потому что, как правило, из носового прохода удается получить совсем немного палиноморфов. Во многих случаях это не более десяти пыльцевых зерен на каждые сорок миллилитров раствора, пропущенного через носовые раковины. Когда же я принялась обрабатывать смывы в этот раз, палиноморфы стали появляться один за другим, и в итоге удалось идентифицировать 739 отдельных частиц, которые представляли 35 разных таксонов. Более того, профиль смыва из носовых раковин очень напоминал тот, что был получен из почвы вокруг могилы, но уж точно отличался от почвы в глубине.
Почва – удивительная вещь. Она состоит из минералов вперемешку с органическим материалом и просто кишит бактериями, грибами и животными. Большинство активны в верхнем сантиметровом слое, и с глубиной постепенно снижается как число организмов, так и их активность. На расстоянии примерно восьми сантиметров от поверхности число живых организмов резко падает, а на глубине в двадцать сантиметров их совсем мало. То же самое касается и палиноморфов. На поверхности их достаточно много, а внутри почвы меньше, потому что они остаются там надолго и быстрее разлагаются. Таким образом, по мере удаления от поверхности, количество таксонов пыльцы обычно уменьшается, а сами пыльцевые зерна истончаются, разрушаются и раздавливаются. Те же, что мне удалось извлечь из жертвы, были в превосходном состоянии все, а это означало, что они попали туда из земли у поверхности. Это была совсем свежая пыльца, возможно, прошлогодняя.
Чтобы частицы почвы при вдохе добрались до носовых раковин, человеку нужно дышать с очень большим усилием. Просто представьте, как ваше лицо прижимают к земле, и вы пытаетесь сделать вдох. В отчаянии вы будете жадно хватать воздух носом и ртом. Теперь я была уверена: этот мужчина боролся за каждый вдох, пока его душили. Его прижали носом к земле, и частицы почвы проникли глубоко в носовой канал. Вся эта пыльца и споры не могли попасть туда во время прогулки по лесу, и если бы его задушили в Портсмуте, то он вряд ли бы вдохнул их в таком большом количестве. Как бы то ни было, пыльца и споры в носовом проходе очень напоминали почву у поверхности земли. Теперь у меня почти не оставалось сомнений: молодого человека убили в лесу. Полиции не было нужды переживать по поводу поиска изначального места преступления.
Какое-то время спустя, когда обоих убийц признали виновными, они, пытаясь добиться смягчения приговора, начали давать признательные показания. Каждый обвинял в убийстве другого. Каждый утверждал, что с ужасом смотрел, как мужчину до последнего его вздоха душили накинутым вокруг шеи шнуром. Убийцы были достаточно осведомлены о работе криминалистов, чтобы отогнать фургон жертвы и поджечь его, уничтожив тем самым все связанные с ним улики, однако им было невдомек, что, пока они тащили жертву через лес, лес оставил на них свой отпечаток. И они не знали, что, пока бедняга лежал там с удавкой вокруг шеи и прижатым к земле лицом, он вдыхал все частицы пыльцы и спор, которые однажды на всю жизнь отправят их за решетку.
Это дело всплыло, когда я преподавала свой авторский магистерский курс судебной археологии, который организовала в Институте археологии при Университетском колледже Лондона. Судебная археология уже некоторое время пользовалась популярностью, и Борнмутский университет проводил магистерский курс по этому предмету, выпустив много молодых археологов, отчаянно желавших поучаствовать в уголовных расследованиях.
Тем временем мое здоровье ухудшалось. Постоянная работа на раскопках в любую погоду дала о себе знать. Помню, как однажды в сочельник мне довелось стоять по пояс в канаве, полной ледяной воды. Уже темнело, и я вся дрожала, хотя при этом мне было жарко. Болела голова, ныла спина, и становилось больно дышать. Когда я добралась до дома, у меня полным ходом развивалась пневмония, и мне потребовалось очень много времени, чтобы поправиться. Врач сказал, что так больше продолжаться не может, я больше не могу так терзать свой организм.
– Вам просто придется выйти на пенсию, – сказал он.
– Что? – недоуменно воскликнула я. – Я не могу, мне еще столько всего надо сделать!
Я пришла в смятение, ведь к тому времени у меня за спиной было уже очень много успешно раскрытых дел, и я все еще продолжала учиться и нарабатывать навыки, необходимые для криминалистической работы и выступлений в судах.
Директор института был непростым человеком, однако, казалось, всегда проявлял ко мне симпатию.
– Я сделаю вам предложение, – сказал он. – Вы организуете магистерский курс, а я выделю вам лабораторию и все необходимое оборудование для криминалистической работы. Только не нужно рассчитывать на зарплату…