Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

И вот недавно, два года назад, вышла статья… Такой-то гениальный постановщик был… и перечисляют «Этих дней не смолкнет слава», то, другое. […] А он у нас председатель был правления… Эдуард Алексеевич. Я набираю номер. Я говорю: «Милый мой Эдуард Алексеевич! Я очень рада, что вы вспоминаете корифеев, что вы должное отдаете памяти. Но — я живая. Вы могли бы позвонить, а не, сославшись на книгу Шнейвайса, написать все так, как он пишет». Он знает, что Вера Ивановна не пойдет против. Ее засмеют! Вот! Она — никто! А Наталья Николаевна — величина. Поэтому он знал, что то, что он написал, — не вырубишь топором… «Но я-то живая. Вы были председатель, вы видели, как я формировалась, что я ставила, какие номера, как вы все меня уговаривали. А где я была? А что я делала? Ну я же была руководителем. И потом — от меня, от моего номера… „Малахова кургана“… и пошла эта идея». Ни слова он не мог мне сказать. Я говорю: «Я никогда не ожидала от вас». […] Он промолчал. […] Он меня страшно любил[1029]. Но он взял меня тоже подсадил. Взял под монастырь. Я говорю: «Эдуард Алексеевич! А где я была? А что я делала? Мне же стыдно от города! И от моих участников. Все знают, что они танцевали мои танцы в этой сюите. […] Что вся хореография моя». Ничего он не мог сказать. И я ничего не могла доказать. И так осталось. Я говорю: «Бог вам судья! Когда-нибудь все встанет на место»[1030].

Самый первый разговор со мной В. И. Бондарева взволнованно завершала рассказом о своем участии в создании сюиты «Этих дней не смолкнет слава», балетмейстером которой, начиная с 1960-х годов, упорно называлась исключительно Н. Н. Карташова. «Культурная», в терминологии Я. Ассмана, память вступала в противоречие с «коммуникативной», которая не желала подчиняться нормированному официальному воспоминанию о былых успехах народной хореографии на ЧТЗ. С проблемой забвения ее заслуг В. И. Бондарева сталкивалась то и дело. Подобно тому как она молча терпела попытки Н. Н. Карташовой влиять на репертуар коллектива и таким образом неформально управлять им в 1960-е годы, после прихода нового руководителя, она предпочитала публично не высказываться и позже. После смерти Н. Н. Карташовой для воцерковленной Бондаревой прилюдно теребить прошлое, с риском бросить тень на имя и образ покойника, стало совершенно неприемлемым.

Но иногда возмущение несправедливым забвением спонтанно прорывалось. Так случилось, например, в 2001 году, когда администрация Челябинска издала городскую энциклопедию, включив в нее, помимо прочего, биографические статьи о знаменитых челябинцах. Статьи о В. И. Бондаревой, о первом в Челябинске заслуженном работнике культуры РСФСР (1969), в энциклопедии не оказалось. Это вызвало у нее бурную реакцию:

Меня нет! Все есть! А меня нет! […] Когда я это узнала — пришла Дида[1031], — я говорю: «А что вы делаете? Я же первая получила из этого… Если бы я не приехала к вам, я бы была „деятель“[1032], и я бы была в Магнитогорске. Что же вы меня… трактором по моей душе проходите?!»[1033]

Лишь после этого начались звонки В. И. Бондаревой. В результате знакомая читателю биографическая статья о ней вошла в энциклопедию «Челябинская область»[1034].