Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции

«Русская система» троична. Вместо отношения «общество – власть» здесь рабочим является отношение «общество – самодержавный правитель – власть». При всех известных своих недостатках, разбираемых с особой тщательностью на протяжении многих веков, у этой системы есть одно существенное достоинство – она является чрезвычайно устойчивой политической формой. Самодержавный правитель – это политическая технология двойного назначения. С одной стороны, он является стержнем бюрократической системы. Это его сущностный признак: нет вертикали власти, нет и самодержавия. С другой стороны, он противопоставлен бюрократии, являясь прямым представителем русского общества, всегда сохраняющего с ним трансцендентную, религиозно-мистическую (или идеологически-мистическую) связь, в основе которой лежит не рассудок, а инстинкт и чувство.

Верховный правитель в глазах русского общества является одновременно и воплощением грозной силы государства, и надежной защитой от этой грозной силы. Он является политическим омбудсменом, представляющим интересы общества в отношениях с бюрократией. В практическом плане это означает, что русская власть начиная со времен Ивана Грозного и до сегодняшнего дня разделена, как и власть в демократических государствах Западной Европы. Как минимум – виртуально – на внешнюю и внутреннюю, на власть бюрократии и на власть самодержца. Последний, являясь частью бюрократической системы и ее порождением, в то же время представляет собой потустороннюю по отношению к бюрократии силу, особым образом связанную с обществом. Русское общество все же контролирует свою бюрократию, но не напрямую, как в западноевропейских странах, а через метафизического посредника.

Алчная, архаичная и невежественная в основной своей массе русская бюрократия давно растерзала бы русское общество, останься она с ним один на один. Русский правитель потому и имеет такую невиданную свободу в отношении русской бюрократии, что на него возложена миссия пинать ее, гнать ее «за Можай», заставляя решать стоящие перед русским обществом исторические задачи. Вот поэтому-то Пушкин и называл русского царя первым европейцем в России. Но за эту «европейскость» в отношениях с бюрократией приходится платить «азиатчиной» в отношениях с народом.

Верховный правитель России может контролировать бюрократию только потому, что сам всегда остается никому и ни в чем не подконтрольным. Это значит, что любая верховная власть в России априори должна оставаться бессменной и тиранической (последнее с поправкой на персональные особенности личности правителя варьируется в широком диапазоне от Ивана Грозного до Горбачева). В длительной исторической перспективе, несмотря на беспрецедентную устойчивость, русский способ разделения властей оказывается неэффективным, так как он делает неизбежными периодические революционные обнуления русской истории, кровавые и бессмысленные, отбрасывающие каждый раз страну далеко назад, чтобы потом сделать новый рывок вперед ценой еще больших жертв.

Не надо быть большим специалистом по выстраиванию социальных моделей, чтобы понять, что самодержавие – это исторический тупик. В некотором смысле развитие России осуществляется по принципу пирамиды: на каждом новом этапе успех достигается не за счет приумножения ресурсов, а за счет их заимствования у будущих поколений.

Иван Грозный внутренне объединил страну, навсегда сломав хребет русским элитам. Петр Первый бросил ее в Новое время, взвалив на плечи всего народа непосильную ношу. Ленин и Сталин сделали Россию индустриальной сверхдержавой ценой уничтожения русского крестьянства и окончательного закрепощения всех остальных классов общества. Советский Союз был уже последней станцией на этом пути, больше заимствовать было нечего и не у кого, пирамида исчерпала себя и обанкротилась.

Путин управляет Россией как председатель ликвидационной комиссии: его цель – спасти и пристроить получше оставшиеся ликвидные активы. Он имитирует движение вперед, сжигая в топке декоративного локомотива истории доставшееся ему советское наследие, которого пока хватает, чтобы пускать окружающим пыль в глаза.

Каждая следующая версия русского самодержавия обречена быть пародией на путинский режим, только еще более жалкой и гротескной, потому что объем ресурсов, которые могут быть израсходованы на имитацию движения, будет становиться все меньше и меньше. В конце концов в какой-то точке станет не хватать средств уже и на имитацию, и в этот момент центробежные силы возьмут верх над центростремительными, и посткоммунистическую псевдоимперию разорвет на части, и каждая станет легкой добычей более успешных соседних цивилизаций. Предотвратить этот сценарий можно, только выведя локомотив русской истории из самодержавного тупика.

То, что самодержавие – тупик, понятно было уже декабристам в начале XIX века, не говоря уже о всех их политических наследниках. Однако все попытки увести Россию из этого тупика неизменно заканчивались крахом.