Как перевоспитать хулигана

Гелиевая ручка втыкивается кончиком в тетрадный лист, оставляя кляксу.

— Ещё раз обзовёшь меня так и я… — цежу сквозь полотно сжатую челюсть, слыша как закипает по венам раздражение.

— И ты? — иронично уточняют.

— И я не выдержу.

Потому что больше нет сил, честно. Эта кликуха меня задрала. Тупая, нелепая, обидная и… дурацкая. Бесит.

Ко мне с вызовом придвигаются как можно ближе, едва ли не впритык.

— Пятнашка. Пятнашка. Пятны-ы-ышко… — насмешливо пропевают склонившись к моему уху, одаривая остаточным сигаретным шлейфом. Глумится, сволочь. Проверяет на прочность. Держусь, но терпение на исходе. Ещё немного и зубы начнут крошиться.

Настолько сильно стискиваю их. — Мне так нравится когда ты злишься, — не унимается Рымарь. — И когда не злишься тоже. Ты мне всегда нравишься. У меня от тебя крыша еде-е-ет… — изумлённо вздрагиваю, когда мои волосы… Он их что, реально только что понюхал???

— У меня для тебя плохая новость: она ехала и до нашего знакомства, — заверяю я.

— Возможно.

— Лечиться не пробовал?

— А лечить меня будешь ты? Обещаю, я стану самым послушным пациентом, — всё внутри сжимается, когда его ладонь ложится на мою ногу. Колготки словно насквозь прожигает, оставляя выплавляющий след на коже. — Но я реально шизею от твоего запаха. Он мне сегодня, кстати, приснился. И ещё кое-что… — его пальцы скользят выше, красноречиво сминая край юбки…

Так. Это уже перебор.

— Когда ж ты от меня отцепишься? — яростно отпихиваю его, но, забывшись, срываюсь на повышенный тон.

На нас строго взирают исподлобья суровые преподавательские очи.

— Как понимаю, вам не очень интересно меня слушать?

— Конечно, нет, — отмахивается Руслан. — Здесь важнее.

— В таком случае выйдите из аудитории. Оба.

— Простите. Это не повторится, — виновато сжимаюсь в комок.

— Оба. Немедленно.

Блеск. Сгорая от стыда и позора хватаю рюкзак и метеором вылетаю в коридор.

Рымарь вперевалочку следует за мной. Весь на чилле.

— Доволен?! — чуть ли не с кулаками накидываюсь на него.

— Ой, да плевать.

— Это тебе плевать! Тебе на всё плевать! А меня в жизни не выставляли за дверь!

— Я уже говорил: не на всё.

— На всё. Всё, что тебя волнует — ты сам. Уважай ты меня хоть немного, не позволял бы компрометировать.

— Ты завопила сама, забыла? Я тебя не принуждал.

— Да потому что ты меня задрал со своими домогательствами! В тебе остались хоть какие-то крупицы морали или границы отсутствуют напрочь?

— Если бы у меня не было границ, ты бы сейчас стояла не тут, а где-нибудь в туалете. И в совсем другой позе. На коленях, например.

На такое заявление у меня аж дар речи пропадает.

— Ты озабоченный придурок, — передёрнувшись от омерзения, лечу к лестнице.

Может, спрятаться от него в библиотеке? Хотя он ведь и там всех до белой горячки доведёт.

— А что в этом дурного? — как и ожидается, мне наступают на пятки.

Неугомонный. — По-моему, абсолютно естественное желание. Странно было бы, не возбуждай ты меня. Между прочим, памятуя твою неопытность, я ещё как могу стараюсь не давить.

А, так это он ещё и не давит?!

— Знаешь, что? — бросаю ему раздражённо через плечо. — Иди-ка ты к чёрту.

Вместо того чтобы послушаться, меня хватают за локоть, разворачивая на сто восемьдесят.

— Ты меня услышала — нет? — едва ли не рыкает раздосадовано Рымарь. — Если до тебя ещё не дошло, повторяю по буквам: н р а в и ш ь с я ты мне.

Вырываю руку.

— Зато ты мне нет.

— Твой язык говорил совсем иное во время поцелуя, так что заливай сказки другим. Они ещё могут поверить.

Моё лицо уже не просто пунцовеет, а пылает. Щеки горят по страшному. А кулаки стискиваются.

— Тебе просто хочется так думать, — говорю, но у самой уверенности нет. И он это прекрасно чувствует.

— Я это знаю. Как бы ты не ломалась, Пятнашка, но ты на крючке.

Всё. Бассейн вышел из берегов.

Раньше, чем успеваю подумать, заряжаю Руслану пощёчину и тут же испуганно зажмуриваюсь, потому что на доли секунды кажется, что мне всекут в ответ. Но нет.

Его вскинутая рука замирает в воздухе, лишь немного не дойдя до меня. По позвоночнику пробегают мурашки. Клянусь, я вижу в его потемневших глазах злорадно скалящихся демонов.

— Прости, — шепчу, нервно сглатывая, потому что мне… страшно. — Я предупреждала. Я просила. Не надо меня обзывать.

Тяжёлая мужская кисть, дрогнув, медленно опускается.

— Никогда, слышишь? — голос тоже иной. Тяжёлый, прибивающий к полу. — Никогда больше так не делай. Иначе в следующий раз я могу вовремя не затормозить.

Понятия не имею, что ответить и делаю единственное, что в такой ситуации правильно — ухожу. На этот раз меня не останавливают и не идут следом. И через час, когда я буквально упрашиваю преподавателя вернуться на вторую пару, больше в универе не показываются. Уехал. Что ж. Так даже лучше.

Честно говоря, всю оставшуюся часть дня я в растерянности. Не понимаю, как быть дальше. Словно мы перешагнули незримый рубеж, после которого «как было» уже не оставить. Я словно ступила за ту завесу, за которую заходить посторонним было нельзя. Гадкое ощущение.