Фу, ну и запашок. Пахнут эти «вкусняшки» как помойка, конечно. Зато с каким азартом острые клыки вгрызаются, у самого аппетит просыпается. Тем более что я сегодня нихрена не ел.
Пацанёнком я часто просил у мамы завести кого-то, но отец был против, а та не перечила. Хомяка я тогда на улице нашёл, в обычной пятилитровой банке. Возле киоска. Помню, что это была зима и я всё же рискнул притащить его домой. Не оставлять же подыхать на холоде. Но увы, его и без того короткий век, в конечном итоге, оказался совсем недолог. Зато после я уже никого не просил. Хватило соплей и слёз.
Мысль же подарить Василисе блохастика пришла спонтанно. По сути, она сама на неё и сподвигла своими предъявами из разряда: «я тебе кто, дворняга?». Нет. Не дворняга. Рыжуля не я, она особа благородная. Поэтому, собственно, и далматинец — яркий внешне и с непростым характером внутри. Ей подстать. Порода ведь с норовом, хоть мультики и уверяют, что они милашки.
Развлекаюсь с пёселем пока моя «милашка» пытается реабилитировать ужин.
Процесс затягивает. Почесать там брюшко, поиграть в «подпрыгни до пищащего жирафа», не дать попробовать на зубок деревянные ножки тумбочки. Непослушание пока вызывает лишь улыбку, но это по первой. Здесь нужна жёсткая рука и дрессура.
Наши «безудержно забавные» игры прерывает блеснувшая вспышка, переполошившая обоих. Пятнашка смущённо откладывает фотик. Кажется, она планировала не палиться, но режим «авто» решил за неё.
— Кадр просто… красивый, — краснея бормочет она, отворачиваясь, а я… А я сидеть на месте и дальше больше не могу. Опять кроет.
Ирония, но обеденный стол нам реально пригождается.
— Не надо, — перепугано ойкает Бельичевская, оказываясь на нём. Напрягается, что даже венки вздуваются на висках. Кожа у неё бледная и тонкая. Все эмоции как на ладони.
— Успокойся, — касаюсь тёмных дорожек подушечками пальцев, плавно скользя вниз и приподнимая её лицо за подбородок. — Я не сделаю ничего, чего ты не захочешь.
Я ведь не врал, когда сказал, что моя крыша уезжает всё дальше и дальше.
Просочившись в щель, новые чувства слишком быстро заполняют то свободное пространство, что долгое время было не задействовано. Это мне уже не подчиняется.
Хотя, по правде говоря, я не сильно это и торможу.
— Обещаешь?
— Слово даю.
Слово, которое чертовски тяжело сдерживать, когда на тебя вот так смотрят, облизывая пересохшие губы.
— Я хочу узнать тебя, — её голос уже более уверен. Даже требователен.
— Что именно?
— Всё. Иначе не смогу понять.
С промедлением, но всё же согласно киваю.
— Узнаешь.
Надо признать, ужин Пятнашке спасти удаётся. А ещё надо признать, что готовит она… обалденно. После всегда почему-то пресных котлет, но при этом пересоленных кашевидных супов, отвечаю, чистейший гастрономический оргазм. Кулинария — это у них, по всей видимости, семейное. Ещё один плюс в и без того внушительный список Василисы. Не девчонка, а клад какой-то. Всё. На сытый желудок даже думать начал как сопливый романтик.
Хотя у нас тут вся обстановка к этому располагает. Мы сидим в той самой беседке, до которой не добрались в прошлый раз. На улице уже темнеет и под потолком горят гроздья гирляндных шариков. На деревянном столе остывает стеклянный чайник с плавающей в нём заваркой и опустевшие кружки. Сама Бельичевская сидит на скамейке, поджав под себя ноги и укутавшись в плед едва ли не с головой.
Там же, в тёплом коконе спит вымотавшаяся псинка, только мокрый нос торчит наружу. Набегался по участку, облаял всё, что увидел и не успел увидеть, наелся до отвала, а теперь балдеет пока его почёсывают. По ходу, животное в самых надёжных руках. Меня бы кто так приголубил.
— Ну что, спрашивай, — милостиво разрешаю. Пытаюсь выглядеть равнодушно, но на деле ощущаю себя не в своей тарелке. Всё-таки мне нечасто приходится выворачивать наизнанку личную жизнь. А если точнее, почти никогда.
— Почему сорвалось свидание?
— Ммм… Может, дальше по списку?
— Как скажешь. И я даже сделаю вид, что не заметила твоих содранных костяшек.
Заметила, значит.
— Очень любезно с твоей стороны.
— Попытка номер два. Что за история с условкой?
— Хм… И это давай временно опустим.
Что-то откровения у нас не складываются.
— Окей. Детство. Семья. Хобби. Хоть что-то.
Ага. Здесь попроще.
— Часть ты и так уже знаешь.
— Мизерную. Ты из семьи военных, с питомцами не вышло, отец чрезмерно нервный. Это, в общем-то, всё.
«Чрезмерно нервный». Ну а что, отличный синоним «долбанутого».
— И мать-алкоголичка.
— Ой… Всё настолько плохо?
— Женский алкоголизм — страшная штука. Заявляю авторитетно.
— А почему… Ну… Как она…
— Скатилась с горочки? — озвучиваю вслух то, что стесняется произнести Пятнашка, боясь показаться невежливой. Это ведь только моя прерогатива. — Проще было бы, конечно, свалить всё на батю, но в своих бедах человек виноват сам. Хотя и его вклад тоже значителен, не поспоришь.
— Я… не очень понимаю.
Ладно. Попробуем изложить кратко и так, чтобы меня не захотелось пожалеть.
Ненавижу жалость.