Ещё и дома до конца дня остаюсь одна, не отвлечься. У нас в девяноста девяти процентах толкучка, но именно сегодня, как назло, у всех обнаружились срочные дела.
Дед снова у соседей. Бабуля пошла в гости к какой-то подружке на другом конце посёлка. Мама с папой уехали за продуктами, а Ксюха решила устроить большой семейный день и укатила в детский развлекательный центр с мелкими. Виталик потом подхватит их на обратном пути.
Я же кукую на кухне, варганя ужин. Как бы не должна по расписанию, но занять себя чем-то надо. А то мысли шальные покоя не дают. И так уже раз десять умудряются влезть в диалоговое окно ватцапа, но ничего не пишу. Слава богу, на это ума хватает. Да и не знаю, что. Извиняться? Мне?
В какой-то момент сквозь бурчащие голоса актёров, выясняющие отношения в телике, слышу приглушённый стук в дверь. Иду открывать прям как есть: в фартуке, с ножом и надкусанным огурцом. В таком виде и застываю в недоумении, разглядывая… Руслана.
— Так, холодное оружие сразу долой, — у меня деловито отбирают остро-колющие и любые другие продолговатые предметы, откладывая их на подоконник. — Теперь поехали. Во-первых, — мне всучивают детскую книжку. Осоловевши смотрю на название: «101 далматинец».
— Это что?
— Инструкция к применению. А это реквизит, — большой дутый бумажный пакет ставится возле стойки с обувью. Угадываю внутри что-то мягкое, цветастое. И шуршащее.
— Реквизит для чего?
— Для него, — с плеча бережно снимают шевелящийся и, по-моему, скулящий рюкзак, из которого достают…
Он издевается, да?
Глава 10. Пятнышки
Не особо торжественно, ну да и похрен, всучиваю щенка далматинца.
— Это что? — снова непонимающе моргает Бельичевская, растерянно разглядывая на вытянутых руках обнюхивающую её моську.
— А что, не видно? — поднимаю упавшую книженцию, откладываю её туда же, куда и огурец. — Зайчик.
— Нет. В смысле… зачем?
— Что значит, зачем? Для наглядности. Вот смотри — это девочка, — взлохмачиваю далматишке загривок. — Для неё Пятнашка — кликуха. А у тебя прозвище. Запатентованное мной. Им тебя больше никто не смеет называть, иначе урою. Разницу улавливаешь? — молчит. Переваривает, вероятно. — Да? Нет? Если очень сложно, кивни, — неуверенный кивок. — Вот и славно. Ну всё, развлекайтесь. На первое время хавчика и игрушек я вам купил, — закидываю заметно полегчавший рюкзак обратно за спину и спрыгиваю с крыльца.
— Ты что, вот так просто уйдёшь??? — уже у забора заставляют меня обернуться.
— Ну да. Меня ж никто не приглашает.
— Это не смешно.
— А я смеюсь?
— Зачем он… она мне? Что я буду с ним… с ней делать?
— Ммм… Я, конечно, не специалист, но их вроде кормят и пару раз в день гулять водят. У тебя проблем не возникнет, места полно.
— Ты понимаешь, что такие подарки с бухты-барахты не дарят?
— А это не подарок. Это напоминалка.
— Забери его… её обратно. Он… она мне не нужна.
— Ну так выкинь. Авось кто-нибудь подберёт.
— С ума сошёл? — разве что не шипит. — У тебя сердца совсем нет?!
— Терапевт говорит, что есть, но что он может знать, верно?
Щенок в подтверждение озорно тявкает, виляя выкрашенным в черный хвостиком.
Он вообще забавный попался из выводка: хвост, лапа и ухо чёрные. Вернее как попался, сам кубарем выкатился ко мне из вольера и сразу полез на руки. Типа, судьба. Я других и не стал смотреть.
— Не надоело паясничать?
— Когда надоест, я скажу. Ты её нормально возьми. Не бомба, не взорвётся, — насмешливо замечаю, а то Василиса так и держит животину на расстоянии, но уже мало-мальски отходит и, внимая совету, прижимает пятнистую тушку к груди. Я бы тоже прижался к её… Тьфу. Так, тормозим. После последнего сна я и так полчаса протусил в туалете. Спуская пар.
— И что я своим скажу? Мам, пап, теперь я буду жить не одна?
— Ты рано или поздно всё равно так скажешь. Когда притащишь в дом мужика.
— Если не соберусь съехать и жить отдельно.
— Не соберёшься.
— С чего такая уверенность?
— Ты домашняя девочка. Плюс, из такой семьи не сваливают. Сваливать надо, когда вместо семьи вонючее болото. Уж поверь, — стоп, мы ж псину обсуждали. Когда на личности успели перейти? — Короче, знакомьтесь. Не буду мешать.
— И что… и это всё? Пришёл, сбагрил и свалил? Больше ничего не хочешь сказать?
О, я много чего хочу ей сказать, но та вереница слов, что без труда выстраивается в мыслях, наотрез не желает формулироваться в речевом формате, поря отсебятину.
— Мне лучше рот не открывать лишний раз, ненужное дерьмо вылезает. Так что считай этого блохастика моим невербальным «прости».
Несколько секунд смотрим друг на друга. Пятнашка отвлекается и отводит взгляд лишь, когда далматинец начинает лизать её запястье.
— Зайти хочешь? — слышу её неуверенное.
— Это ты мне или собаке? — уточняю, потому что к кому конкретно она обращается реально не особо понятно.
— Вам обоим.
— А стоит? Я ведь вроде тебя заколебал и только что рвотные рефлексы не вызываю.
Ха, сразу губки уязвлено поджимают. Что, душа моя, не нравится когда твоими же аргументами кроют?
— Предлагаю второй раз, — хмуро повторяет Бельичевская. — Третьего не будет.