Как Петербург научился себя изучать

Современные исследователи, привыкшие понимать краеведение в самом широком смысле, могут не помнить, что в начале 1920-х годов этим словом в основном обозначалась конкретная сеть местных организаций (возникшая, по сути, только в конце 1921 года). В то время только начиналось восстановление страны после бурного периода Гражданской войны. Разруха еще была повсеместной, особенно в регионах: не работали заводы, ключевые транспортные и коммуникационные структуры находились в жутком состоянии, высока была безработица, многие жили за счет того, что могли раздобыть, воруя детали и материалы из бездействующих учреждений и предприятий. Перегруженные работой местные чиновники, часто недостаточно образованные и не имевшие специальной подготовки в области искусства, распределяли имущество, конфискованное у богатых семей, организовывали бригады, собиравшие макулатуру и металлолом, и играли ключевую роль в решении судьбы учреждений культуры.

В Москве Комиссариат просвещения признал, что в этой ситуации провинциальные музеи, архивы и коллекции фактически подвергаются повышенной опасности. Он хотел сделать все возможное, чтобы спасти их от риска повреждения или исчезновения, а также помочь местным исследователям и деятелям культуры. Испытывая нехватку как финансирования, так и персонала, он, однако, не мог направить своих представителей для координации работ по сохранению культурных ценностей на местах. В результате ему часто приходилось обращаться за помощью к добровольным ассоциациям. Во многих районах Советской России после революции продолжали функционировать старые исторические и географические клубы, общества любителей природы и защитников культуры и даже архивные комиссии царской эпохи. Лица, связанные с такими организациями, часто подвергались большому риску, они работали бесплатно и в годы Гражданской войны выступали против уничтожения документов и артефактов. Они сознавали ценность земских архивов, частных этнографических коллекций и материалов, собранных местными географическими обществами. В стране, испытывавшей нехватку специалистов, они представляли собой огромный ресурс, местную рабочую силу, которую можно было использовать для осуществления всевозможных трудоемких проектов.

С учетом этого в декабре 1921 года Академический центр Наркомпроса пригласил представителей различных локальных добровольных культурных и научных объединений в Москву на десятидневный съезд, названный Первой всероссийской конференцией научных обществ по изучению местного края. Воодушевленные возможностью обменяться мнением по текущим проблемам, делегаты быстро обнаружили, что, несмотря на все их очевидные различия, стоявшие за ними организации разделяли некие основополагающие принципы и имели общие потребности. Все местные научные и культурные общества хотели получить академические продовольственные карточки, финансовую помощь региональным музеям и какие-то средства эффективной связи с различными учреждениями в Москве и Петрограде. Все они также признали, что могли бы добиться большего, если бы координировали свои действия и программы. К концу конференции делегаты решили, что им нужна постоянная административная структура, которая связывала бы их всех вместе, а также представляла бы их интересы в центре. Возможно, по предложению чиновников Наркомпроса, они проголосовали за обращение в Академию наук. Делегаты попросили академию взять на себя ответственность за руководство советом, который они стали называть Центральным бюро краеведения.

Это название имеет большое значение. В 1921 году слово «краеведение» было незнакомо многим носителям русского языка. Появившись относительно недавно, это выражение, как было объяснено во введении, вошло в язык в начале века как калька немецкого термина Heimatkunde. Менее распространенное, чем конкурирующие формы «страноведение» и, конечно, «родиноведение», в дореволюционный период оно лишь изредка появлялось в печати, обычно в педагогических изданиях. Особенности употребления данного слова свидетельствуют о том, что в эти ранние годы термины «родиноведение», «страноведение» и «краеведение» по большей части функционировали как недифференцированные синонимы: все они относились к единой программе реформы образования, при этом редкие появления слова «краеведение» никоим образом не означали его более узкую географическую направленность. Активисты считали, что школьные программы слишком много времени уделяют абстрактным понятиям и классическому материалу. Они хотели, чтобы больше внимания уделялось родине, и либо вводили в учебную программу совершенно новый курс, либо поощряли изучение местных особенностей [Гревс 1926б][216]. В работу включались музеи и кампании по сохранению ценностей, экскурсии и экспедиции, но обычно все они служили лишь удобными инструментами для достижения больших педагогических целей, а не были самоцелью.