В 1960–1970-е годы Ленинград вновь превратился в ведущий центр краеведения. Большевики лишили город статуса имперской столицы. По мнению многих местных жителей, город с 1920-х годов медленными темпами душили экономически и культурно. Его неоднократно подвергали чисткам, «приносили в жертву», по некоторым данным, – чтобы спасти Москву во время войны. У города было много обид, и ему было что вспомнить, в частности моменты былой славы. Он оставался грандиозной исторической альтернативой России, другой столицей, где люди жили среди атрибутов исчезнувшей эпохи: дворцов с облупившейся краской, конных памятников царям, триумфальных арок и ветхих декоративных украшений. Облик города и его «душа» использовались на протяжении 900-дневной немецкой блокады, чтобы вдохновить местное население на новые подвиги сопротивления. Как по радио, так и в различных аудиториях кураторы музеев читали лекции по местной истории. Как позже вспоминала одна из них:
Все хотят знать о Ленинграде все, и в первую очередь его защитники, многие из которых впервые увидели его лишь в дни войны. <…> Поэтому беседы о городе, лекции по истории Ленинграда <…> пользовались особенным вниманием и были по-настоящему нужны. <…> Читали эти лекции на заводах, в учреждениях, школах, но особенно много – в воинских частях и госпиталях [Тихомирова 1984: 60][275]
.Война превратила город в руины, и его элегантные пригороды были полностью разрушены. Поскольку почти половина довоенного населения погибла в боях или от голода, оставшиеся жители отчаянно хотели почувствовать, что жизнь наконец возвращается в нормальное русло, что ущерб можно как-то исправить, что победа и правда положит конец страшным лишениям. Стремясь удовлетворить эту потребность и создать материальный символ триумфального возрождения страны, правительство дало указание составить список памятников, нуждающихся в восстановлении, и направило армию экспертов для их реставрации или реконструкции. Когда средства массовой информации сообщили о том, что стены Петергофского и Екатерининского дворцов вновь предстали перед публикой во всем своем великолепии, Ленинград приобрел новую идентичность и цель: это город-герой, который выстоял и восстал из пепла таким же прекрасным, как и прежде. Любовь к Ленинграду в послевоенные годы превратилась в своего рода гражданскую миссию. Каждый заново высаженный парк, каждый изысканно инкрустированный пол свидетельствовал, в зависимости от точки зрения, либо о торжестве советского социализма, либо о бессмертии искусства.
Если говорить о Ленинграде, то интерес к краеведению в годы после оттепели помогли возродить: общий подъем, вызванный грандиозными проектами 1950-х годов, связи, установившиеся между городом и его населением в горниле войны, а также наличие множества визуальных напоминаний о славе имперской эпохи[276]
. Толпы людей устремились на профильные лекции о малоизвестных архитекторах, на дореволюционные книги о городе взлетели цены, а профессия экскурсовода стала на удивление модной [Лурье, Кобак 1993: 26–27]. Новые краеведы, которые сами так себя называли, выходили на улицы, чтобы составить каталог металлических оград, мостов и фонарных столбов, рылись в частных и государственных архивах в поисках информации о местах, исторических личностях и событиях. Очарованные прошлым, которое они идеализировали, потрясенные очевидным упадком города, молодые краеведы 1960-х и 1970-х годов вполне естественно начали видеть себя частью чего-то, что противостояло официальной культуре[277]. К тому времени, когда в середине 1980-х годов началась перестройка, эти потенциальные защитники старины начали объединяться в соответствующие общества и устраивать массовые демонстрации. Наиболее примечательным стал момент, когда в начале 1987 года группа, известная как «Спасение», организовала массовый протест против сноса отеля «Англетер». Сотни граждан всех возрастов и профессий заняли Исаакиевскую площадь и отказывались уходить, несмотря на присутствие большого количества милиции. Хотя властям в конце концов удалось оцепить территорию, необходимую для сноса здания, демонстрация послужила важным импульсом для будущих усилий: протестующие видели, что правительство дрогнуло. Никто из демонстрантов не был арестован за свои действия, и в прессе даже появилось несколько сочувственных статей. Вскоре после этого последовала легализация движения за сохранение памятников прошлого и начала создаваться атмосфера, в которой можно открыто обсуждать историю и судьбу города.