Как Пётр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой

На правом фланге первой русской линии располагались 3 конно-гренадерских и 9 драгунских полков и Генеральный шквадрон князя Меншикова – всего 7,7 тыс. солдат и офицеров[683]. В каждом из кавалерийских полков состояло на менее 4 эскадронов, насчитывавших по 2 роты из 92 солдат и 8 унтер-офицеров, то есть по 200 кавалеристов[684]. Поскольку драгунские полки строились к бою в две шеренги по два эскадрона, а при наличии пятого эскадрона он делился пополам между каждой шеренгой[685], то в боевом построении любой кавалерийский полк занимал не менее 400 метров по фронту. Следовательно, если допустить, что все 12 кавалерийских полков и Генеральный шквадрон фактически вытянулись в одну линию из двух шеренг, а также учитывая наличие промежутков между полками, необходимых для размещения 13 орудий полковой артиллерии, длина первой линии боевого порядка правофланговой русской кавалерии должна была составить более 5 километров, тогда как общая длина фронта кавалерии и пехоты – более 7,5 километра.

Между тем вся длина поля боя с юга на север, от линии редутов до оврага речки Побыванки, не превышала 3–3,2 километра. Поскольку построение первой линии русской пехоты занимало более 2000 метров, то на остававшемся свободным пространстве – около 1000 метров – в действительности могли разместиться лишь два кавалерийских полка – 8 эскадронов в двух шеренгах, а также Генеральный эскадрон князя Меншикова.

Вторая пехотная линия состояла из 18 батальонов и соответственно занимала около 1500 метров. Причем возможно, что пехота второй линии была смещена к левому флангу, чтобы освободить место для правофланговой кавалерии. Если принять это допущение, то имевшегося пространства хватало для двух шеренг четырех кавалерийских полков – 16 эскадронов. Соответственно, остальная кавалерия правого фланга неизбежно должна была образовать третью линию из шести кавалерийских полков, выстроившуюся на холме напротив северного фаса русского лагеря.

Вместе с тем, на наш взгляд, более вероятно, что после утреннего отступления от линии редутов большая часть русской конницы сгруппировалась на северном берегу речки Побыванки, то есть вне боевого строя царской армии. Такое предположение устраняет противоречия по поводу нехватки места для построения всех частей правофланговой русской кавалерии, тем, более что, по мнению П. Кротова и В. Молтусова, на правом фланге находилась также иррегулярная кавалерия – отряды донских казаков, татар и калмыков[686].

Тем не менее, даже в этом случае место для построения конницы на левом фланге русской армии вообще отсутствовало. Поэтому шесть драгунских полков здесь были поставлены за линией редутов. В ходе боя эта русская конница – около 4,5 тыс. солдат и офицеров[687] – контратаковала из-за редутов в тыл кавалерийскую группу генерала Крейца, наносившую удар по оконечности левого фланга царской пехоты.

Как видно, стремясь максимально использовать преимущества линейной тактики, царь и его военачальники решили увеличить количество пехотных батальонов в первой линии, чтобы компенсировать относительную слабость своей кавалерии, уже уступившей шведам в начале битвы, но повысить мощность и плотность артиллерийского и ружейного огня. Таким путем они рассчитывали отразить атаку шведов холодным оружием. Действительно, шведская королевская армия в ходе Северной войны еще ни разу не сталкивалась на поле боя с таким количеством и концентрацией вражеской артиллерии – 65 орудий и мортир в первой линии пехоты и 17 орудий и мортирок в боевом порядке кавалерии, то есть приблизительно 1 ствол на 36–37 метров фронта. Вместе с тем, в условиях небольшого пространства поля боя (около 3000 на 1500 метров), ограниченного с разных сторон лесом, оврагом, редутами и укрепленным лагерем, боевой порядок царской армии в целом получился громоздким, так что русские были практически лишены возможности маневрировать своими большими силами. Им оставалось доступным только фронтальное наступление. Даже отступление было затруднено собственным лагерем и естественными препятствиями на местности.

С другой стороны, выстраивая свой боевой порядок, шведское командование собиралось вновь применить излюбленную тактику атаки холодным оружием. Главный расчет при этом делался на психологические факторы. Для рядовых шведских солдат и строевых офицеров штыковая атака по существу представляла «бегство к фронту», когда единственным спасением от огня противника было максимально тесное сближение с ним. В тех случаях, когда шведы превосходили вражеских солдат своей дисциплинированностью и морально-волевыми качествами, то при таком сближении, по словам Карла XII, противник отступал, увидев, что на него серьезно собираются напасть. Следовательно, в большинстве случаев до реального рукопашного боя дело не доходило, поскольку бойцы неприятельской армии начинали отход, психологически подавленные шведским натиском, а во время отхода их порядок и строй ломались – и происходил разгром.