Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года

Всю зарубежную историографию объединяет стремление дать возможно более привлекательную моральную оценку восставшим. Западные авторы, такие как Р. Дениелс, Г. Катков, Э. Поллак, Г. Ранк, О. Анвейлер, И. Гетцлер, используют слова «восстание», «движение», что, в отличие от слова «мятеж», используемого в советской историографии, должно подчеркнуть положительные мотивы кронштадтцев. С этой точки зрения матросы вступились за крестьян и рабочих всей России. Для обоснования этого тезиса все исследователи используют резолюцию экипажей «Севастополя» и «Петропавловска» от 1 марта, с помощью которой они «объединяют интересы» кронштадтской коммуны с интересами рабочих и крестьян всей России.

Недостаток такого подхода заключается в том, что всерьез никто не подвергает анализу эту резолюцию, не сопоставляет ее с реальными действиями кронштадтцев. Вызывает разочарование полное отсутствие внутренней критики такого комплекса источников, как заявления и публикации участников движения. Причина полного и безоговорочного доверия к этим источникам – их почти полная адаптированность для конкретных идеологических задач, стоящих перед западными исследователями. Идеализация действий матросов, присвоение движению общероссийского масштаба – их основные инструменты.

В послевоенные годы главный недостаток предыдущего периода зарубежной историографии – отсутствие доступа к архивам – был частично устранен привлечением документов из собраний эмигрантских организаций. Это позволило по-новому взглянуть на перспективы движения в целом, а самое главное, позволило практически полностью снять вопрос о существовании в Кронштадте какого-либо заговора, скоординированного с зарубежными центрами.

В отличие от советских работ, в зарубежной историографии вопроса 1950–1980-х гг. обозначилось одно принципиальное методологическое преимущество. Исследуя причины конфликта, авторы проводили анализ событий за весь период (1917–1921 гг.). Такой подход почти совершенно не использовался в отечественной историографии того периода. А ведь только так можно было понять, откуда взялись конфликты внутри военных, государственных и партийных организаций, как появился конфликт кронштадтских и петроградских партийных структур, как и почему формировалось недовольство матросов.

Однако сохранились и существенные методологические недостатки. Анализ причин выступления, исследование действий матросов основывается в западной историографии исключительно на пропагандистских заявлениях самих восставших. При этом обращается внимание в первую очередь на идеалистические требования свободы слова и свободных выборов. Более того, эти требования безосновательно трактуются как программа в отношении всей России. Не замечая эгалитарных и анархических требований, западные авторы представляют движение матросов как социал-демократическое. Акцентируется внимание на исключительно мирном характере движения, что противопоставляется непропорциональному, с точки зрения западных историков, применению силы правительственными войсками при подавлении выступления кронштадтцев. Позднее, с началом перестройки в СССР, тема большевистского террора выйдет в историографии на первый план, когда открытые архивы позволят выступить с новыми обвинениями в адрес большевиков и советской системы в целом.

6. Советская историография «Кронштадтского антисоветского мятежа». 1950-е – 1980-е гг

В СССР общественно-политическая жизнь 1950–60‑х гг. не ставила задач переосмысливать взгляды на события 1921 г. в Кронштадте в связи с «десталинизацией» и «оттепелью». В этот период были реабилитированы некоторые участники событий, но никак не со стороны матросов. Но, как только на Западе был накоплен критический объем новых версий и трактовок, в России начались новые исследования. Результатом стало появление в 1970-е гг. нескольких крупных научных работ. Эти труды основывались на привлечении обширного документального материала, недоступного западным оппонентам.