Мне кажется, что многое можно понять по конкретным действиям матросов по реализации этого программного документа. Насколько сильно было их желание помочь крестьянству? Какие предлагались или реализовывались меры помощи селу? Даже в единственном предложении о конкретных мероприятиях на губернском уровне – о проведении беспартийной конференции города Петрограда и Петроградской губернии – крестьяне даже не упоминаются. Возможно, мы вправе предположить, что какие-либо упоминания крестьян в программах и заявлениях восставших связаны не с желанием защитить их интересы, а скорее с желанием оправдать свои действия в их глазах. И привлечь на свою сторону новобранцев – выходцев из села.
Можно с уверенностью сказать, что, не имея систематизированной информации по всей России, кронштадтцы и не могли выдвинуть по-настоящему продуманную и реалистичную программу изменений в экономической политике в стране. Но их выступление стало для советского правительства последним важным сигналом для внесения корректив в свою политику. Не думаю, что можно утверждать, что именно желание начать новую экономическую политику заставило моряков взяться за оружие. Матросы, солдаты и жители Кронштадта выступили в первую очередь против большевиков, руководивших Кронсоветом. Это вполне локальная проблема. Но вот их выступление ярко проиллюстрировало неспособность существовавшей системы продразверстки обеспечить все части государственного организма должным количеством и качеством продовольствия.
Возвращаясь к диссертации В. А. Демидова, можно уверенно сказать, что она стала новым явлением в отечественной историографии. При этом, однако, она является лишь развитием концепций, созданных на Западе. Новыми для отечественной историографии в этой работе становятся обвинения в адрес большевиков в незаконном, по мнению автора, терроре, развернувшемся после подавления движения. На наш взгляд, автор при оценке развернувшегося террора несколько отошел от принципа историзма. Без всякого сомнения, действия большевиков в 1921 г. не могут не показаться нам преступными и чрезвычайно жестокими. Но мы обязаны помнить, в каких условиях шла политическая борьба в 1917–1921 гг., какие были методы этой борьбы. Также не следует забывать, что именно матросы были одними из главных носителей идеи о революционном терроре. Именно матросы, в том числе и из Кронштадта, «краса и гордость революции», на какое-то время стали главными проводниками стихийного террора в начале революции.
Примером того, как корректируются взгляды и подходы представителей бывшей советской историографической традиции, можно считать статью Ю. А. Щетинова «За кулисами Кронштадтского восстания»401
. Я уже писал о статье этого автора 1970-х гг., в которой он на довольно зыбкой основе косвенных свидетельств постарался доказать наличие сговора матросов с эмигрантскими кругами. Теперь Ю. А. Щетинов показывает открытые в 1990-е гг. документы следствия о выступлении матросов. Руководитель этого следствия Я. С. Агранов в апреле 1921 г. утверждал, что кронштадтское движение возникло стихийным путем, а установить связи с эмигрантскими кругами следствию не удалось. А руководитель Петроградской ЧК Н.П. Комаров, начавший расследование по горячим следам, однозначно заявил в конце марта 1921 г.: «…чекисты не в состоянии прояснить закулисную историю Кронштадтских событий». Однако Ю. А. Щетинов делает заключение, что мятежники неизбежно должны были вступить в политический союз с эмигрантскими кругами. А для победы восстания матросам необходимо было действовать энергично, отдав руководство военным специалистам. Вместе с тем, по мнению Ю. А. Щетинова, матросы поступить так не могли по политическим соображениям. Таким образом, эволюция взглядов автора выглядит следующим образом: все-таки не было изначального сговора с эсерами, но он мог появиться в ходе событий. Не кажутся ли такие выводы автора немного излишне гипотетическими? И конечно, хочется отметить замену слова «мятеж» в названии статьи на более комплиментарный для матросов термин «восстание». Такое вот веяние времени.События в Кронштадте в 1921 г. затрагивались и в научной, и публицистической литературе 1990-х гг., посвященной военному коммунизму и новой экономической политике. Как иллюстрацию новых историографических тенденций можно рассмотреть работу С. А. Павлюченкова «Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа»402