Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года

Сергей Павлюченков, исследуя комплекс социально-экономических противоречий эпохи военного коммунизма, приведших к НЭПу, не мог не затронуть и проблемы Кронштадтских событий 1921 г. В духе новых тенденций в отечественной историографии 1990-х гг. автор книги уходит от традиционных советских оценок. Он верно отмечает, что развязка кризиса политики продразверстки совпадает с его кульминацией – Кронштадтскими событиями 1921 г. Приняв идею зарубежной историографии о связи событий 1917 г. и 1921 г., С.А. Павлюченков повторяет и ключевую мысль западных исследователей: «Нет особых оснований далеко разводить кронштадтского матроса 1921 года от кронштадтца 1917–1918 годов»403, критикуя тем самым базовое утверждение советской историографии о принципиальном изменении состава флота, исчезновении из него подлинно революционного элемента. По мнению С. А. Павлюченкова, с которым вполне можно согласиться, выступления не носило антисоветский характер. Также он верно отмечает разрушительное воздействие на дисциплину такого явления, как конфликт Зиновьева и троцкистов в руководстве флота404. Однако и этот автор все равно связывает в единое целое Кронштадт, крестьянские движения и петроградскую «волынку», не отмечая принципиальной разницы в социально-экономических интересах кронштадтцев, рабочих и крестьян. Такой подход сближает С.А. Павлюченкова с ведущими зарубежными исследователями – специалистами по Кронштадтским событиям 1921 г., чьи работы были рассмотрены в предыдущей главе.

Большим научным событием стал выход в 1990-е гг. сразу двух сборников документов о Кронштадтских событиях 1921 г. Возможность публикации таких больших массивов документов появилась после снятия в 1990-е гг. секретности со следственных материалов. Сборники существенно отличаются между собой по принципу подбора документов для публикации. На этом характерном примере мы можем рассмотреть именно историографическое значение таких публикаций для характеристики отечественной историографии прозападного толка в 1990‑е гг.

Не удивляет ли то, что сборники документов, относящихся к одному не самому масштабному историческому событию, выпущены сразу в двух редакциях? Когда я начал заниматься темой Кронштадта, для меня вначале это было большой загадкой. А если серьезно, это и есть признак яростной идеологической дискуссии в научном мире. Казалось бы, какая идеология в публикации документов? Архивы открыты, известны. Бери и публикуй. Я осознанно здесь опускаю вопрос подготовки документов – работы, требующей высочайшей квалификации. Это и их систематизация, и расшифровка плохо сохранившихся документов, и проверка их на подлинность, и много еще, что неспециалисту может быть не очевидно. Разве идеология начинается не с интерпретации документов? А какая интерпретация в простом сборнике? Но хронологически близкая публикация сразу двух сборников по одной теме и показала, насколько много идеологии даже тут.

Сборник о событиях в Кронштадте весной 1921 г., подготовленный международным фондом «Демократия»405, получил критику со стороны ряда специалистов за специфический подход к подбору материала406. В 1997 г. во введении к этому сборнику документов по Кронштадтскому восстанию 1921 г. под редакцией академика А. Н. Яковлева перед текстом указа президента РФ «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года», в котором реабилитируются участники выступления, следует обращение самого академика А. Н. Яковлева к читателю. От констатации того, что трудно дается переход от насильственной формы власти к свободе, автор приходит к выводу, что «мы, россияне, пленники, рабы и жертвы Судьбы, а не хозяева ее»407. Но он выражает надежду на то, что начавшаяся «в 1985 году Реформация России приведет страну от диктатуры к закону».

Уже из вводной статьи становится понятно, что главной целью данной публикации являлось доказательство народно-демократичного характера движения матросов в 1921 г. Коммунисты не смогли предотвратить восстание, даже используя методы террористического характера (разветвленная осведомительная служба). Также большевики не применили силу сразу (по признанию начальника особого отдела А. И. Грибова, только потому что было недостаточно наличных сил, а не из-за желания разобраться, как-то убедить людей не выступать). Тезис о террористическом характере режима, против которого и выступили восставшие, обосновывается тем, что властями проводились репрессии в отношении семей участников выступления и сразу же начались угрозы расправы над участниками движения. Только под угрозой расправы ВРК и обратился за помощью к «военспецам».

Интересен и такой факт: автор введения считает, что большевики не вели с восставшими переговоров на основе их экономических требований (которые были в духе решений, принятых на Х съезде партии), так как хотели подавить силой выступление тех, кто «осмелился открыто от имени народа выдвинуть назревшие требования»408