Как поймать монстра. Круг первый

– Джемма. – Она открыла глаза, чтобы встретить свое отражение в глазах Купера. – Сейчас.

В чьей-то руке – молот, и в молоте его – заблуждения.

Но в ее руке – нож.

И тогда Джемма подалась Куперу навстречу – и пронзила его острием.

Глаза Блайта – обычно черные и невыразительные, – когда ему было интересно, становились до невозможности живыми. Сейчас, в ночной темноте, они блестели ярким любопытством, пока Кэл продолжал рассказывать:

– Болота Манчак – одно из тех мест, где раз в год Управление обязательно проводит зачистку, чтобы уменьшить поголовье тварей. Сайласа подобрали в ходе такого рейда. – Кэл не испытывал цинизма к этой ситуации, но выражался он довольно легкомысленно. – Маман его, когда поняла, что родила не девочку, говорят, уже начала его топить. Это, конечно, сплетни, но звучит вполне в духе таких существ, так что я в это верю.

Блайт медленно отвел взгляд. Кое-что в этой истории заставило его задуматься, – Кэл это видел. Он отвел взгляд от лица Блайта и уставился на собой же нарисованное: в рыхлой земле была рассеянно выведена спираль. Он откинул палку и стер каракулю подошвой ботинка, а потом вздохнул:

– Только ему не говори, что я тебе сказал. Взбесится и жизни тебе не даст.

Блайт почти перебил его вопросом:

– Мистеру Доу не нужна кровь? Если эти налуса… налуса фалайя…

– Теоретически, наверное, он может ею питаться, но не думаю, что он пробовал. Ты видел Доу? Он же недотрога… Если дело не касается жмуриков. – Кэл хмыкнул. – Нет, в отличие от налуса фалайя, которые, как и большинство чудовищ, физиологически не могут употреблять человеческую еду, Доу питается как человек.

– Я ем человеческую еду, – тут же сказал Блайт.

– Ну, леннан-ши и не кровью питаются, – заметил Кэл, чувствуя непрошеную неловкость. – В твоем меню накачанные гавайцы с классным вкусом в одежде. – Он оттянул свою толстовку с пикачу.

И почувствовал на себе колкий взгляд из-под ресниц. Выждав паузу, Блайт будто бы уличил его:

– Вы со мной шутите.

Действительно, прозвучало почти укоряюще.

– А что мне еще остается с тобой делать? – вздохнул Кэл, будто принимая поражение. – Не могу же я все время тебе угрожать. – Он пожал плечами. – Это быстро надоедает.

– Вы обещали, что как только почувствуете, что я что-то с вами делаю, то тут же пристрелите, – продолжил Блайт, и Кэл почти не удивился. Этот парень был настырен, как муха. Только дашь ему немного спуску – и сразу накидывается на тебя с вопросами. – Почему вы этого не сделали, мистер Махелона?

Кэл подвис, почти наяву ощущая этот выбор: ответить правду или встать и уйти. Взгляд Блайта жег лицо.

– Ты был при смерти. – Он медленно повернул голову, чтобы встретить его взгляд. – Так что это было вполне закономерно. Но если бы я решил, что слабею слишком интенсивно, то подошел бы к твоей палатке и сдержал бы обещание, если ты беспокоишься об этом.

Блайт упрямо нахмурился, но Кэл не хотел, чтобы этот разговор, прошедший так легко, снова уходил в дебри философских рассуждений о добре и зле. Так что он, развернувшись плечом в сторону двери в дом, показал на нее пальцем.

– Я дождусь Сайласа, а ты иди. Иначе придет Джемма и всыпет нам обоим.

При упоминании Джеммы Блайт тут же слегка настороженно подобрался. Вот же, умеет она дрессировать мужчин!

Тем не менее он протянул:

– Но…

– Я сказал, иди, – надавил Кэл мягко, но ультимативно.

На этот раз Блайт послушался и, подтянув спальный мешок, поднялся на ноги.

– И завязывай с «мистерами», – напоследок посоветовал Кэл, когда Блайт заходил внутрь. – Спокойной ночи!

А оставшись один, вспомнил: «Я ем человеческую еду».

Звучало растерянно и почти по-детски.

Не было у нее ничего в руке. Пальцы охватывали пустоту, и, разжав руку, Джемма уставилась на нее с недоумением. Она помнила ощущение, помнила мысль – но не видела, чтобы что-то было в ее руке наяву.

Вокруг темнел Фогарти-Мэнор.

Купер, целый и невредимый, стоял прямо перед ней.

А если бы я тебя убила во сне, ты бы умер?

Он не ответил. Изнеможенно упав на софу, он без сил ссутулился и свесил голову вниз. Дыхание у него вырывалось сбитое, плечи вздымались и опадали.

– Я никому никогда не показывал, – пробормотал он через силу. – Это… это просто слишком.

Циничный внутренний голос – тот, который отвечал за черный юмор, за жесткость, за безопасность и умение превращать все в фарс, самый громкий голос внутри Джеммы, – мог бы рассмеяться: «Расскажи мне о том, что такое слишком, малыш». Она почти слышала его, но он так ничего и не сказал, растворившись в мыслях отголоском самого себя.

Похороны. Больницы. Чертова дверь. Это слишком, каждый свое, они делили с Купером на двоих.

– Брайан знает. Но он никогда не видел. – Купер поднял на нее больной взгляд. Его голос был сиплым, а лицо – серым и таким острым, словно сильно обезвоженным. – А вы… видели.

Но и ты тоже видел, верно?

– Дверь, в которую оно стучится, – призналась Джемма ему в ответ. – Это никогда не была комната Винсента.