Ему хотелось одного — уйти куда-нибудь с Маргарет, скрыться от посторонних глаз, чтобы снять с нее хотя бы часть ее наряда и чтобы она так же освободила его от кое-каких деталей его костюма. «Своего рода равноценный обмен», — промелькнула в его голове насмешливая мысль.
— Я пойду первой. Возьму шаль, которую оставила возле игрального стола. Давайте встретимся у выхода минут через десять, хорошо? Затем я отошлю мой экипаж домой и поеду вместе с вами в вашей карете.
Она посмотрела на него, не кокетливо, а ясно и проникновенно. Сердце у Лашема сладко заныло: никогда раньше он не встречал женщину, которая так смело и решительно шла бы к своей цели.
— Да, я подвезу… вас, — с живостью отозвался он. Она сказала именно то, что он хотел услышать, более того — то, что ему очень хотелось предложить самому. У него в голове крутилось столько мыслей и предложений, их обилие даже мешало ему выразить их на словах.
Маргарет сделала вид, что все это в порядке вещей, и, кивнув Лашему, проскользнула в бальный зал.
Только когда она ушла, Лашем вдруг очнулся от наваждения. Он удивленно огляделся по сторонам: пустая терраса тянулась вдоль дома, и ее конец тонул в полумраке. Итак, что же ему делать? Подождать здесь? Но если сюда зайдет кто-нибудь из его знакомых и задержит его разговором? Если он опоздает, что подумает Маргарет?
Лашем замялся в нерешительности. Как же ему быть? Им опять овладела вошедшая в его плоть и кровь привычка к соблюдению приличий. Он снова поступал, озираясь на окружавших его людей и прислушиваясь к их мнению. Это было неловко и стеснительно. Он выругался про себя: сколько можно идти на поводу чужого мнения?
Ему с детства вбивали мысль — соответствовать тому высокому положению, которое он занимал в обществе. И он старался, делал все, что от него зависело, чтобы не подвести, не ударить лицом в грязь, но теперь он не желал быть живым воплощением своего положения в свете, сейчас Лашему хотелось быть самим собой.
Он вздрогнул. Неужели он так изменился? Неужели всему виной она, Маргарет?
Сейчас он был так взволнован и возбужден, что не мог честно и вразумительно ответить на эти вопросы, да ему и не хотелось думать о чем-нибудь подобном. Ему хотелось одного: остаться наедине с ней, чтобы продолжить заниматься тем, чем они только что занимались.
Он шумно вздохнул, разгладил складки на костюме и решительно зашагал к выходу.
При их столкновении принцесса даже не пошатнулась. Похоже, сила принцессы оказалась под стать ее красоте. Джорджии стало горько и обидно: где же на свете справедливость?
Но через миг принцесса начала мало-помалу уступать и потихоньку выпускать стрелу из рук. Стиснув зубы, Джорджия с удвоенной силой принялась отталкивать принцессу в сторону.
Она намеренно не обращала внимания на стоны и рычание дракона. Джорджия боялась, что из жалости к нему она перестанет отпихивать принцессу, но от этого положение дракона не только не улучшилось бы, а скорее ухудшилось.
Наконец принцесса, издав испуганный вскрик, вовсе не подобающий ее титулу, выпустила стрелу и упала на землю.
Кровь из потревоженной раны хлынула сильной струей. Джорджия сперва испугалась, а затем лихорадочно принялась искать что-нибудь подходящее, чем можно было бы заткнуть рану.
Глава 16
Она ничего не сказала согласно подготовленному ею тексту, за исключением одной вступительной фразы: «Добрый вечер, ваша светлость».
Вместо этого Маргарет имела глупость признаться ему, что она по нему скучала, что она все время думала о нем, более того, отбросив прочь увертки, она своим поведением вынудила его поцеловать ее, сделать то, что ей хотелось от него добиться.
О чем она думала? На что надеялась?
Никакого вразумительного ответа на эти простые вопросы у нее не было. Более того, она даже не пыталась найти выход из создавшегося положения, она действовала, руководствуясь одними чувствами, отнюдь не благоразумием. Вместо этого она забрала шаль, улыбнулась лакею, который расчистил перед ней путь к выходу, и прошла к дверям так спокойно, будто не собиралась встретиться с герцогом, выглядящим как настоящий пират и предпочитающим действия словам.