Я сидела в растерянности, оглушенная хаосом внутри себя и сумбуром снаружи, и понимала только, что у меня огромный шанс впасть в дисфорию прямо сейчас, чего мне не хочется ни за что на свете. Из дисфории один прямой путь – к полному уничтожению. Я там уже бывала и попадать туда снова не хотела.
У меня не было ни времени, ни ресурсов разобраться в себе и происходящем снаружи. У меня было ощущение, что я в лодке, которую несет в бурном потоке воды, и я еле успеваю отмахиваться веслом от коряг, подводных камней и водяных бочек, чтобы не перевернуться и не утонуть. В попытках как-то себя отвлечь и успокоить, я схватила ручку и начала просто записывать то, что звучало, решив, что разберусь с этим потом, на досуге. Спокойно все обдумаю, возьму себе в рост то, с чем согласна. Отброшу то, что во мне не откликается. Я писала, и это меня успокаивало. Получив таким образом передышку от Обвинителя, я получила ресурс, чтобы осознать, что он снова здесь, появился и творит свое черное дело – мучает моего Ребенка! Кто-то обижает моего малыша?! Всех порву! И я заткнула Обвинителя. Отбросила ручку, схватила игрушку, символизирующую моего Ребенка, прижала к себе и сказала ему:
– Я с тобой. Я никому не дам тебя обижать. Ни тем, кто снаружи, ни ему – внутри. Ты еще только учишься и можешь ошибаться. Все ошибаются. У тебя нет ни одной законченной программы, нет образования из института, нет клиентов. А супервизию дают опытные терапевты с многолетним опытом работы. Мы с тобой разберемся, мы не будем верить слепо всему, что они говорят. Мы подумаем, посмотрим, как нам их слова. Да, ты ошибся. Но мы с тобой попробуем понять, почему так получилось. Тебе было сложно, потому что ты учишься уже третьи выходные подряд. А по вечерам институт, а днем работа, на которой завал. И ты так мало спишь, ты очень устал. Ты вышел в круг, хотя тебе было так страшно. Я безмерно тобой горжусь.
Все это я говорила Ребенку из роли Любящей Мамы. Но когда я проговорила все это внутри себя… произошло нечто удивительное! Я ощутила, что стала ребенком, и эта добрая, любящая мама гладит меня по голове, целует меня и говорит:
– Я все равно очень тебя люблю. Каким бы ты ни был. Ты можешь ошибаться, но все равно для меня ты хороший, я тебя люблю.
И я обрела голос. Сказала им, что вообще-то можно меня спросить, как все это мне. Ведь терапевтом работала я. Едва оправившись от шока, я начала себя защищать. Это было вечером, группа заканчивалась.
Домой я ехала в состоянии сильного шока. Это было слишком много для меня. Внутри все звенело, дрожало и колотилось. Время от времени я делала судорожные глубокие вздохи – мне не хватало воздуха. Вздохи-всхлипы.
По пути я разговаривала с Ребенком. Описывала ему, что произошло, и чувствовала, что он близок к слезам. Я сказала, что он может поплакать, если хочет. Может сейчас, в автобусе, а может дома. Я пришла и заперлась в своей комнате. Включила музыку и забралась на диван. Сказала ему:
– Теперь ты в безопасности. Здесь тебя никто не тронет, не достанет, не обидит.
Я обустроила ему безопасное место, и он смог поплакать. Все это из себя выпустить.
На следующее утро я обозначила и отстояла свои границы, заявила свою ценность, свое право, а также выразила злость – в первую очередь ведущей. А еще тем, кто больше всех усердствовал в этом групповом анализе. Конечно, беспристрастный наблюдатель, наверное, не увидел бы в их версиях ни обесценивания, ни конкуренции, ни критики. Но у меня внутри вовсю расстарался Обвинитель, а уж он умеет приукрасить и подать все так, что тошно становится. Я не замолчала все это, не дала своему Внутреннему Обвинителю себя изнасиловать и «накормить». Не впала в дисфорию, а все высказала и выразила. Я злилась и ругалась, была полна возмущения и обо всем этом говорила.
У меня есть опасение, что я не была адекватной. Возможно, людям вокруг мое поведение казалось странным или невменяемым, вызывало противоречивые чувства. Но ведь это был мой первый опыт выражения злости напрямую. А я имею право учиться и, безусловно, имею право ошибаться. Я знаю, что со временем научусь корректно и адекватно выражать свои чувства, негативные в том числе. Но пока я учусь, для меня и такой шаг – колоссальный рост и достижение.
Выговорившись, я поплакала от полноты чувств. Потому что когда внутри есть добрая мама, то ребенок может просто быть ребенком. Не держаться изо всех сил героем, не зажимать свои чувства, не пытаться быть хорошим. А плакать, потому что ему страшно. Или потому, что ему было сложно и трудно. Потому что его чувства понимают, называют и разделяют. Потому что он верит и чувствует, что мама его любит и защитит. Тогда он может просто плакать. Просто потому, что он маленький.
Я не обесцениваю себя как терапевта из-за ошибки. Многие влетают в контрперенос, из-за чего сессии разваливаются. В прош лые выходные я тоже работала в центре, на другой группе. И та моя работа была просто звездной. Ведущий меня очень хвалил.
Потом было еще интереснее. Мы выбирали того, кто на два часа станет ведущим группы.