Как полюбить вино. Мемуары и манифест

Как и во время многих других трапез, я понятия не имел, что пил, зная лишь, что вино красное и французское. На тот момент у меня не имелось никаких веских причин контролировать потребляемые напитки. Если бы это был 2012-й вместо 1983-го и я сидел с тарелкой баветте и красным вином, то обязательно сделал бы фото этикетки. И написал бы об этом в социальных сетях. И трапеза, и все связанные с ней несущественные факты были бы сохранены в цифровом виде для всех желающих поподглядывать.

Но тогда я не задавался целью подсчитывать или иным образом фиксировать выпитые бутылки. Не думал о вине как о трофее или символе статуса. Для меня пища всегда имела первостепенное значение, точнее, было важно, вкушал ли я ее в компании с друзьями (что не всегда представлялось возможным, поскольку я работал по своеобразному графику газетного редактора, с 16:00 до полуночи, со среды по субботу) или в одиночку. Трапеза представляла собой общий итог мероприятия: еда, вино, люди, окружение. Я с удовольствием обедал или ужинал с друзьями, но при необходимости мог посидеть в ресторане в одиночестве. В этом была некая изюминка, странное ощущение, возникающее, когда ты сидишь с едой и бокалом вина, а твои мысли где-то витают…

Тем не менее я всегда возвращался к еде вроде баветте в «Ла Гар». Откусывал кусок говядины, имевшей плотную текстуру и требовавшей длительного жевания, а затем делал глоток вина, чередуя откусывания и глотки в точности, как я обнаружил к своему ужасу, как делал мой отец с кофе и десертом. Вероятно, он относился к кофе и сладкому так же, как я к еде и вину: удовольствие от сочетания первого и второго заметно перевешивает качество, свойственное каждому из них по отдельности.

Оглядываясь на те трапезы, я пришел к выводу, что простое поглощение еды и вина дарит людям на протяжении тысячелетий ощущение глубочайшего удовлетворения. Не просто животное чувство насыщения, как у льва, дремлющего на солнце, пообедавшего антилопой гну, а почти духовную радость, благодарность, понимание и признание. И для этой степени мироощущения не нужны бутылки, которые удостоились оценки критиков в 95 баллов или выше. Нет нужды запоминать коммуны Бароло или пересказывать по памяти названия всех бургундских виноградников гран крю, а также составлять длиннющие списки маловразумительных ароматов и вкусов, распознанных в бокале вина. Иными словами, для того чтобы любить вино, нужен лишь открытый разум и чуткое сердце.

Я перебираюсь в Нью-Йорк

Не люблю откладывать удовольствие, но в Чикаго мне пришлось усмирять растущее желание погрузиться в мир вина. Надо было заниматься поиском новой работы.

Мой уход из Sun-Times прошел гладко. Завершилось пребывание на посту «редактора зарубежных новостей», и меня утвердили руководить воскресным изданием. Правда, все еще нужно было отчитываться перед начальством, но в мои обязанности входило решать, какую историю поместить на обложку нашего бойцового таблоида. На данном этапе моей журналистской карьеры я все еще сохранял высокоморальный студенческий идеализм и поэтому плохо себе представлял, какая история могла бы привлечь внимание чикагцев, спешащих мимо газетных киосков. Меня неизменно посещала мысль о вдумчивой статье, где освещались бы военные действия в Ливане или прогнозы итога президентских выборов 1984 года. Кто поставит под сомнение историческую значимость подобных новостей?

У моих боссов теперь был британский акцент, а может быть, австралийский, запамятовал. Зато хорошо помню постоянное недовольство начальства моим выбором. Мне велено было отдавать предпочтение историям другого толка вроде кровавой автоаварии в центре города… трагедия, слезы, страдания и т. п. Добавьте сюда соблазнительное фото какой-нибудь известной персоны – и получите победителя, по крайней мере, по мнению команды Мердока. Не могу сказать, что мне претил подобный выбор, просто он давался мне не без труда. Для принятия такого решения нужно было думать не о том, что подойдет лучше всего, а о том, например, что сделал бы Руперт. К тому моменту я проработал в Чикаго всего полгода или около того, но решил, что пора уходить.