- Ты прав. Во мне нет гнева, ни на вас, ни на него. Я не знаю, как вы это сделали. Смутно помню, но понять не могу. Но насчет неведения ты сморозил удивительную глупость.
- Да, я сказал глупость.
- Бывает.
- Унус?
- Он рассказывал мне, что было, когда он просто воссоздал себя. Того, первого, забрали твои братья, когда Зо уже решился его казнить. Следующего долго держали в гипномашине, потом сняли ментальную матрицу с него, а не с Зо. Я не помню ничего, только ощущения. Того, второго, Фиррентис потом разобрал на прогеноиды и другие полезные части, у него нервная система пострадала на физиологическом уровне. Я не первый, я третий, и, кажется, мне повезло. Я действительно не имею к вам гнева. И когда я говорю, что ты взял не то имя, я знаю, о чем говорю. Знаю, насколько копия отличается от оригинала, если того хотят…
- Мне уже поздно менять выбор.
- Это я тоже понимаю. «Личность копии пластична», и так далее. Квинквэ начинал во взводе у Гафара, а сейчас часто живет по нескольку дней в казармах с берсерками, ты знал? Ему нравится. А я много разговаривал с твоими братьями, пока они не ушли. Кажется, им было интересно, что у них получилось. Я не возражал. Не знаю, умел ли тогда возражать.
Тьма милосердно скрадывала оттенки и черты. Прочитать сейчас всё, что спрятано за сплошной чернотой глаз легионера, Лем бы не рискнул. Темнота была уютной бесконечностью, и время остановилось.
Унус никогда не произносил столько слов. Лем никогда не тонул так в собеседнике.
Одна фраза медленно кружилась в сознании, как травинка в водовороте: «Я много разговаривал с твоими братьями». Братья – это те, кто по своей воле изменяли нас, лепили по своему вкусу и под свои надобности, братья по генетическому материалу и памяти. Единоутробный мой брат по чреву демонической машины, по переписанной судьбе и отнятому прошлому, сидит сейчас в кресле напротив.
- Унус?
Легионер предупреждающе поднял ладонь и решительно закончил вечер откровений:
- Так что у тебя случилось с Сахаалом?
- Я его попросил. Ты же сам видел… всё. Мне было надо.
- Я так и понял.
- А чего тогда?
- Потому что я видел «всё», видел, что ты не в себе. А он бы мог и сообразить, что ты просто не понимаешь, о чем просишь. Не понимал ведь?
- Не понимал, – Лем дрогнул веками, вспоминая ощущение бесконечной секунды в стазисе и обжигающую красоту прометия в сетке трещин. – Понимал бы - попросил бы раньше. Заметно эффективнее и гигиеничнее, чем знакомиться с трюмными крысами.
- Я извинюсь перед ним.
- Спасибо, Первый.
***
Полученная встряска оказалась в достаточной мере впечатляющей и позволила наконец-то просто заниматься делами, не одергивая себя ежесекундно за шиворот. Митрих оставался на «Грешнице», «Иероним» вполне подчинился Унусу и его подручным, общий ремонт пострадавших в столкновении с Ковенантом Х кораблей продвигался согласно утвержденному Фиррентисами плану, и осталось еще время немного позаниматься работой на перспективу.
- Мастер, тебе очередную жертву привели! Я его к медику отправил, - отчитался дежурный из холла.
- Совсем жертву?
- Да не, нормальный вроде. Но его офицер раз пять сказал, что он «чистый» и хорошо воспитан.
- Ладно, как Ютари его отмоет – присылай ко мне на растерзание.
Последнюю декаду это стало уже дежурной шуткой. Лем начал фильтровать сквозь свою свиту корабельный молодняк, выбирая самых интересных и талантливых подростков для себя, а остальных перераспределяя, с учетом навыков и склонностей, в младшие помощники к наиболее толковым офицерам. Как показала проблема с «Грешницей», добывать квалифицированные кадры из воздуха получается с трудом, а так есть хоть какой-то шанс вырастить дублирующий комплект людей на ключевые должности.
Версия, популярно объясняющая желание старшего помощника селить в своих покоях юных мальчиков и девочек в неограниченном количестве, без разбора их происхождения и квалификации, мгновенно самозародилась в жилых блоках и воевать с нею Лем счел бессмысленным. Главный факт – что, удовлетворив свои ненасытные потребности, он обеспечивает большинству совращенных повышение качества жизни и карьерные перспективы – народная молва не переврала, и в склонности к особо жестоким забавам старпома никто не подозревал. Так что готовые на ВСЁ, (или не готовые, но волоком притащенные старшими доброжелателями) отроки обоего пола появлялись в белых комнатах не реже, чем раз в несколько дней.
Юноша получил своё место в лемовой свите сразу, как только вошел в кабинет, хотя был несколько старше, чем большинство соискателей. В простом белом балахоне, выданном в медблоке после штатной санобработки, с криво обкромсанными и уже сильно отросшими волосами, со следами вьевшейся трюмной грязи на руках, он ухитрился выглядеть дорого. Не благородно, не гордо, а именно дорого – как породистое животное или натуральная ткань с ручной вышивкой. Небанальная задача, но новичок отлично справился.
- Имя, звание? – голосом и выражением лица Лем подчеркнул, что настолько формальный запрос – просто шутка.
- Адриан. Я работал уборщиком, господин.