Как приручить космодесантника (СИ)

Священный символ наверняка был осквернен, слишком бестрепетно держал его в руках беловолосый еретик. Однако у воина не было веских оснований отказываться и он лишь коротко, насколько позволял ошейник, кивнул.

- Вполне.

- Хорошо, – человек шагнул ближе и вложил аквилу в ладонь Игнация.

Огромная ладонь астартес мгновенно захлопнулась, сковав руку человека надежнее, чем любой из удерживающих самого воина стальных обручей. Два рАвно испытующих взгляда скрестились, подобно клинкам. Но в глазах несокрушимого астартес победная усмешка таяла в неуверенности, а человек смотрел спокойно и ясно, улыбка одобрения чуть тронула его губы.

- Это только рука, - размеренно произнес Лем. – Не жизненно важный орган. У нас тут всё хорошо и с медициной, и с аугметикой. Мне будет больно, но не долго, и я не останусь калекой. Оно того стоит? – и замолчал, спокойно ожидая ответа, ни единым движением не отвечая на угрозу.

Игнаций разжал пальцы, и оба, бессмертный воин и человек, проследили взглядами за падающей аквилой. Лем отступил на шаг, чтобы не смотреть на космодесантника снизу вверх, и чуть кивнул головой в легчайшем намеке на поклон.

- Священный воин Астартес не может быть безопасен, ибо его тело – совершенное оружие. Я легкомысленно забыл об этом. Благодарю тебя, о могучий, что не позволил своей ненависти возобладать над разумом. Мне нравятся мои руки, и я, правда, благодарен тебе за проявленную сдержанность.

«Астартес не может быть безопасен» - это признание очевидного, или приговор? Но сервитор внёс контейнеры с едой и две фляги воды, и сосуд для помоев, и туго скатанный спальник-трансформер. Лем кивнул своим мыслям и отправился к выходу. В дверях он обернулся.

- И да, ты совершенно верно предположил, что мне передадут произнесенные в пиктер слова. Пользуйся этим способом связи, если что-то потребуется. Доброго дня, воин.

Дверь закрылась, и через полминуты, показавшиеся Игнацию вечностью, прозвучал тихий короткий гул сервомоторчиков. Обещание человека осталось в силе, пленный Астартес снова получил возможность двигаться.

Первым делом Игнаций опустился на колени и принялся изучать принесенную еретиком аквилу. Явных признаков поругания не обнаружилось, и воин взял Священного Орла в руки. Вероятно, это был нагрудный символ одного из людей в крепости Ордена. Символ, не спасший своего владельца от смерти или хаоситского плена.

Держа аквилу в ладонях, Игнаций закрыл глаза и погрузился в медитацию. Он чувствовал скверну, напитавшую каждый сантиметр этого корабля. На стальном орле в его руках не было печати Хаоса, но не было и сияющей благодати, которая озаряла священные символы и иконы в капелле его Ордена. Только вещь, не путеводная нить, позволившая бы душе легко пронзить темные бездны и швырнуть в испепеляющий Свет Императора все сомнения и недостойные мысли.

Сомнения ведут к ереси.

Священный воин Астартес отвергает всякое соприкосновение с ересью и слугами Темных Богов, кроме боевого, разумеется. Сержант рассказывал, как еще в десятой роте он с напарником возвращался из дальней разведки с ценными сведениями, и им пришлось угнать хаоситский транспорт. Оскверненная машина ехала, только если на ее крыше был распят живой смертный. Два дня ловили и распинали, чтобы добраться до своих. Их покаяние было долгим и тяжелым, но поставленную командиром задачу они выполнили. Или наоборот: они выполнили боевую задачу, но их покаяние было долгим и тяжелым? Какую мораль из этой истории вывел сержант, Игнаций так и не вспомнил.

А если бы не добрались, а если бы перешедшие в наступление братья увидели их, прибивающих очередную жертву к мерзким символам на хаоситском транспорте? И думал ли сержант, тогда еще скаут, о такой возможности, или просто делал то, что почитал своим долгом? Если я найду способ уничтожить это хаоситское кубло и волею Императора останусь в живых, посмею ли я рассказать о первых днях, о цене, уплаченной за возможность вернуть себе силы для боя? О соглашении с еретиком. Будет ли это соглашение бОльшим позором, чем отвратительная беспомощность перед свирепым умениям космодесантника–хаосита, чем вырванный пытками крик? Есть ли мне куда падать, есть ли у меня имя и честь, которые еще можно сохранить? Или мне открыты уже любые пути, ибо нет прощения и искупления, но есть долг – унести с собою во тьму как можно больше врагов, дабы расчистить путь более достойным братьям. А для этого нужны силы.

*

На маленьком экране в кабинете Лема воин Астартес сидел на полу с закрытыми глазами и медленно крошил в пальцах Имперскую Аквилу.

***

Автооповещение повторялось примерно раз в сутки. Игнаций покорно возвращался в кандалы на те пять минут, которые требовались сервиторам, чтобы расставить принесенное и собрать то, что следовало унести. Лема с ними не было. Он появился лишь на четвертый день, как всегда спокойный и вежливый.

- Это не было легкомыслием, – утвердительно произнес Игнаций в ответ на приветствие.

Лем вопросительно поднял бровь.

- Это не легкомыслие и не ошибка, – повторил Астартес.

Лем согласно кивнул.

- Это не легкомыслие и не ошибка.

- А что это?