Как привыкнуть к Рождеству?

Илга Дайнисовна держалась так, словно сказанное племянником адресовано вовсе не ей, а, скажем, марсианину Чпок-да'Тьфу. Юрий Антонович почувствовал себя неловко и даже нелепо: с одной стороны, следовало заступиться за жену, однако что-что, а про книжку сказано было верно…

– Ты, Павлик, на нас не смотри, – вмешалась Зинаида Антоновна. – В наше время работы хватало даже тем, кто про букварь понятия не имел. А вот нынче без образования никак.

– Судя по Лощихиным, – Павел чуть скривился, – дело обстоит иначе.

Юрий Антонович посмотрел на смутившуюся сестру:

– Кто такие?

– В нашем подъезде живут, – ответил Павел за мать. – Старший из братьев Лощихиных – потрясающе умный мужик. Школу окончил с серебряной медалью, играючи поступил в Тартуский университет и выучился на филолога.

– На кого? – напряглась Илга Дайнисовна. Павел кратко усмехнулся и пояснил:

– Стал специалистом по русскому языку.

– Тоже мне профессия!

Несколько секунд Павел с ироничной жалостью смотрел на тетку, покачал головой и продолжил:

– В самом деле вышло так, будто профессию Саня получил ни на что не годную. Первое время он искал себе место в каком-нибудь издательстве, но что с ними сталось, думаю, вы знаете…

– А что такое? – поинтересовалась далекая от мира книг Илга Дайнисовна.

– Русских издательств в Эстонии почти не осталось, – едва сдерживая раздражение, объяснил ей супруг.

Павел с признательностью глянул на дядю.

– В местных русских газетах, если они не издохнут, просвет для нынешних двадцатипятилетних появится лет через десять. Пришлось Сане идти в учителя. Два года он помаялся и понял, что даже мало– мальски сносную жизнь этим не обеспечить. К счастью, есть у него младший брат Леха – полный обалдуй, с горем пополам одолевший восьмилетку и один год кулинарного профтеха…

– Шпана был, – протянула Зинаида Антоновна, – поискать таких!

– Так что б вы думали? – Павел с усмешкой посмотрел на невозмутимую тетку. – В один прекрасный день Леха вдруг заявил, что будет бизнесменом, невзирая на хохот окружающих, наскреб у знакомых денег, купил у оптовиков несколько ящиков баночного пива и стал им торговать. Прямо на улице.

– Тоже мне бизнес! – с сарказмом воскликнула Илга Дайнисовна.

Павел энергично закивал.

– Все умники так и думали. А Леха за три-четыре месяца наторговал небольшой капиталец, купил себе ларек, потом еще один… Сейчас их у него целых шесть!

– Я, кстати, видела Лешку дня два назад возле одного из ларьков, – вспомнила Зинаида Антоновна. – Не узнала, пока не поздоровался; такой видный стал мужик! Машина у него какая-то дорогая…

– Восьмисотая «Вольво»-пятилетка, – сказал Павел и со странной тоской добавил: – Строит себе дом в Какумяэ.

Юрий Антонович непонимающе посмотрел на племянника.

– Каким же образом такое счастье старшего коснулось? В дело, что ли, вошел?

Павел мотнул головой.

– Была проба, но оказался умный Саня бездарным бизнесменом. Только он и так новой жизнью доволен: работает продавцом в одном из Лехиных ларьков, на халяву читает газеты и журналы и зарабатывает в два раза больше, чем недавно на педагогическом поприще.

Последнее словосочетание напомнило школьные годы, о которых думалось, вообще-то, редко и без свойственной большинству выпускников ностальгии: Павел и советская школа друг друга крепко не любили.

Юноша упорно не желал вписываться в Систему и вызывал у учителей недоумение. «Такой способный, – говорила матери классная руководительница, – а ведет себя…» – «Шалит?» – беспокоилась Зинаида Антоновна. – «Нет, наоборот – слишком пассивен: не принимает участия ни в самодеятельности, ни, что самое главное, в общественной работе. А в последнее время стал позволять себе очень скверные высказывания». – «Матерился, что ли?» – «Этого еще не хватало! – злилась учительница. – Заявил на днях, будто на Западе рабочие живут лучше, чем у нас!» – «А-а, так это сестра моего бывшего мужа ему рассказывала. Она живет сейчас в Америке, клинику свою имеет…» – «И вы позволяете сыну общаться с изменницей Родины?!»

Павел, как один из лучших в классе учеников, должен был вступить в комсомол в числе первых. Однако от этой чести отказался, объяснив свое решение недостаточной зрелостью для столь ответственного шага. Гордые своей избранностью назначенные в первенцы девчонки пожали плечами и покрутили пальцами у виска. «Классуха» учуяла в отказе антисоветчину, но промолчала. А в следующем учебном году у Павла вдруг заметно ухудшились оценки, и вот тогда она намекнула, что пора делать ответственный шаг: как бы не перезреть…