Как привыкнуть к Рождеству?

– Хоть мы и православные, все ж должны и местные обычаи уважать.

– Интегрироваться, значит, – с ухмылкой закивал племянник.

Зинаида Антоновна насмешливо глянула на брата.

– Сказал бы проще: красные дни в эстонском календаре на январь не выпадают!

Юрий Антонович посерел, сделал две быстрые, жадные затяжки и нервно вдавил окурок в пепельницу. Пальцы его покрылись пеплом, он схватил со стола салфетку и принялся лихорадочно вытирать испачканную руку.

Павел тоскливо глянул на него и уставился в черноту за окном. Дядю он не любил с малых лет. Павла раздражал солдафонский, скабрезный и, в общем-то, убогий юмор Юрия Антоновича, его нарочито грубый хохот. Он не понимал, как может мужик обожать бабьи сплетни, да еще и быть их переносчиком. А больше всего он ненавидел, когда этот неудачник начинал поучать…

Паше не было и двенадцати, когда родители вдруг развелись. На самом деле совсем не вдруг, но мальчик до последнего момента ничего подобного и представить не мог. Папа оставил ему и маме оплаченную только наполовину кооперативную панельную «двухкамерку», забрал почти половину накопленных за пятнадцать лет денег и уехал со своей молодой любовью куда-то на Север. Несколько раз присылал кое-какие деньги, приезжал – водил сына в кино и детское кафе. Потом все реже напоминал о своем существовании, а как только страна распалась на отдельные «составляющие», словно в воду канул. Павла этим, надо признать, не очень огорчив.

Юрий Антонович после развода сестры взялся заменить племяннику отца. Чуть ли не при каждой встрече учил уму-разуму: слушайся маму, учись как следует, не пей, не кури, расти образцовым совком; да здравствует великий и могучий Советский Союз: «Эх, и дали мы китайцам на Даманском!» Пашка, пока был мал и наивен, откровенно злился на занудного дядьку и насуплено спрашивал: «А почему вы курите и пьете, если это так плохо? Почему сами стали всего-то трактористом и не выучили ни одного иностранного языка, даже эстонский?» Тогда уже нервничал Юрий Антонович и говорил сестре: «В отца он у тебя – такой же вырастет мерзавец!» Зинаида Антоновна после этих разговоров всегда плакала и просила брата оставить Павлика в покое. Но тот не унимался.

Павел взрослел, умнел и диву давался, как много мнит о себе иная посредственность. Юрий Антонович ко всем лез со своими советами, поучал, как надо жить, строить отношения в семье. Между тем, абсолютно не разбираясь в людях, женился в первый раз – еще на Целине – настолько неудачно, что вынужден был бежать от жены сначала на Кавказ, а потом – в Таллинн. Правда, в чем суть дела, он никому толком не рассказывал… Жизнь Юрия Антоновича ничему не научила, и он повторил ошибку. Браком с Илгой Дайнисовной он явно тяготился и не бросился в бега, возможно, только из-за возраста. Может, понял, что с его данными лучшую партию все равно не сыскать.

Юрий Антонович совсем не умел анализировать и, например, пройдя через многие «прелести» советского строя, все равно до старости считал, что живет в самой замечательной стране: «…и по выплавке чугуна мы впереди планеты всей!» Павел еще в шестнадцать лет попытался хоть что-нибудь втолковать своему глупому дядьке, научить, например, читать советские газеты между строк – без толку! Только незадолго до кончины СССР Юрий Антонович признал-таки правоту племянника, потому что к этому времени уже все средства массовой информации взахлеб орали об ужасах угасающего коммунизма. Признал, но по Союзу все равно тосковал…

– Когда ты, Пашка, в институт поступать собираешься?

Племянник посмотрел на заговорившего с ним дядю и вдруг отчетливо увидел мелькнувшие в его глазах усталость и опасение… нет, боязнь быть непонятым. «Он ведь очень одинок», – мысль оказалась столь неожиданной, что Павел на миг растерялся и замешкался с ответом. Юрий Антонович, похоже, истолковал паузу по-своему и глянул на сестру.

– Или передумал быть архитектором?

– Не передумал, – ответил Павел. – Хотя и тратить пять лет жизни малоэффективно особого желания не испытываю.

– Как это? – оторопел Юрий Антонович. – Для такого дела институт необходим.

– Есть еще неплохая штука под названием «самообразование». Самоучка Циолковский, например, создал основы целой науки.

– Ну, ты хватил, – хмыкнул дядя. – То ж Циолковский!

– А это – я! Я, в отличие от Циолковского, имею полноценное школьное образование и отличный слух.

– Слух-то тут при чем? – удивилась Илга Дайнисовна и тут же воскликнула: – Пролетишь ты, Пашка, со своим самообразованием – так и останешься ни на что не годным недоучкой!

Павел глянул на нее исподлобья, закурил и, выпустив первую, обильную струю дыма, с нескрываемым сарказмом поинтересовался:

– Тетя Илга, вы сами-то какой институт окончили? Хотя чего это я? Вы же не признаете всю эту книжную муру… – не договорив, он махнул сигаретой и отвернулся.