Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Не помню первой встречи с Кусковой, но зато живо представляю себе обстановку столовой скромной интеллигентской квартиры, где потом происходили собрания инициаторов комитета, а позже – также собрания литературной комиссии этого комитета, в которой я принимал участие.

Квартира Кусковой помещалась в одном из переулков на Арбате. Хорошо ее описал писатель Борис Зайцев в своих воспоминаниях:

«Смесь барства, интеллигентства… Вблизи двухэтажного ее дома – церковка, окно кабинета Прокоповича выходит во двор, где играют детишки, с деревьев листья летят. – угол старой Москвы! Еще Герцены, Хомяковы, Аксаковы жили в этих краях»².

А теперь здесь в напряженной атмосфере идут переговоры о том, как, на каких условиях могут представители «старой» (да, старой и уже одряхлевшей!) интеллигенции принять участие в проектируемом Всероссийском комитете помощи голодающим. Председатель будет коммунист (им был назначен потом председатель Московского совета рабочих депутатов Д. Б. Каменев, позже изменивший революции), в комитет войдет и еще человек десять коммунистических деятелей, чтобы тем самым заранее рекомендовать дело комитета местным советским властям, но большинство в комитете будет беспартийно-интеллигентское. Комитет получит полную свободу действий. Если он найдет нужным для сбора средств послать делегацию за границу, ему будет предоставлена и эта возможность. Фамилии всех членов Всероссийского комитета помощи голодающим будут (и, действительно, были) распубликованы в «Известиях» и «Правде».

Когда интеллигенты указывали Садырину, что предоставление комитету таких широких прав входит в противоречие с советской конституцией, он отвечал словами одного из ответственных советских деятелей:

– Мы готовы отдать половину этой конституции, только бы справиться с народным бедствием!

«Бывшие люди» ликовали. Вот и они, наконец-то, пригодились. Екатерина Дмитриевна не выходила из состояния ажиотажа.

О ней и о ее единомышленниках очень остроумно выразился В. Г. Чертков, тоже привлеченный в комитет и посетивший одно или два собрания в квартире профессора Прокоповича:

– Кускова встрепенулась, как застоявшаяся полковая лошадь, услыхавшая звук трубы!..

Да, запахло снова «политикой». В том, что старая интеллигенция понадобилась, увидали симптом политический, а преувеличивши значение этого симптома, почувствовали вдруг себя «героями дня».

Во Всероссийский комитет помощи голодающим привлекали представителей общественности, науки и искусства. Среди них находились: бывший председатель 2-й (наиболее радикальной) Государственной думы кадет Ф. А. Головин, бывшие министры Временного правительства Н. М. Кишкин и С. Н. Прокопович, бывший министр финансов царского правительства, уволенный в свое время Николаем II за сочувствие проекту земельной реформы кадетской партии Н. Н. Кутлер, председатель Центросоюза кооператор Коробов, знаменитая революционерка Вера Фигнер, профессора высших учебных заведений Тарасевич, Ясинский, Кондратьев, Дживилегов, Дояренко, Угрюмов, доцент Садырин, писатели Максим Горький, Борис Зайцев, М. Осоргин, П. П. Муратов, Е. Д. Кускова и многие другие, имен которых сейчас уже не припомню. Понадобились комитету также представители свободно-религиозных, внецерковных течений. Тут-то именно приглашены были П. И. Бирюков, В. Г. Чертков и я (в качестве единомышленников Л. Н. Толстого), а также представители сектантства – Тимошенко от евангеликов и Классен от меннонитов. Вошел в комитет и кое-кто из знаменитых артистов: вспоминаются имена Станиславского, Сумбатова-Южина.

Вместе с элементами старой, «цензовой» России членами комитета был назначен ряд выдающихся деятелей правительства и Коммунистической партии: Литвинов, Рыков, Каменев, Луначарский, Красин (бывший посол в Лондоне), Теодорович (заместитель народного комиссара земледелия) и др. Всего в комитете числилось около 65–70 человек.

Первое формальное заседание комитета, под председательством Рыкова, состоялось в белом колонном зале дома совета на Тверской (ныне ул. Горького). На заседании этом Н. М. Кишкин прочел декларацию от имени некоммунистического большинства комитета, – декларацию, главная мысль которой состояла в том, что представители общественности заключают с правительством не мир, а… только перемирие. «Бывшим людям», очевидно, казалось, что у них есть еще в будущем какие-то шансы на борьбу и, может быть, даже на победу или на «почетный мир»!

Хороши были и мы, «религиозники»: слышали эти слова о «перемирии» и, совершенно не вдумываясь в их политический смысл, считали, что все обстоит благополучно, что большевики сошлись с «небольшевиками» на почве служения народу и что из такого содружества, очевидно, ничего плохого для народа и для всех нас выйти не может!.. Между тем нам следовало бы заявить, что мы к «декларации» наших сочленов-политиков не присоединяемся и готовы работать с правительством по борьбе с голодом – на любых условиях. Но такова была наша неопытность в вопросах политики, что мы не подумали даже о столь необходимом шаге!..