В воскресенье утром, как и каждый день до этого, Джинни взяла с туалетного столика расческу и провела ею по своим длинным густым волосам. Обычно это действие, которое повторялось еще и вечером, не вызывало в ней ничего, кроме депрессивных мыслей, но только не в этот раз. Сегодня в ее душе теплилась надежда, что это последний день, когда она вот так сидит перед этим ненавистным зеркалом в спальне этого ненавистного поместья. Если план удастся, она сможет покинуть это проклятое место.
Кукушка, выскочившая из часов, известила ее, что уже десять, а значит они вот-вот появятся и, может, этот кошмар, наконец-то закончится.
Когда она спустилась в столовую, Макнейр уже был там. Он стоял у окна, задумчиво смотря куда-то вдаль. Едва она прошла в комнату, он обернулся на стук, который издавали каблуки ее туфель, касаясь каменного пола.
– Доброе утро, хозяин, – тихо проговорила Джинни, сцепив руки в замок прямо перед собой и опустив глаза к полу.
Не торопясь, Макнейр подошел к подрагивающей девушке и поднял ее голову за подбородок.
– Утро и правда доброе, девка, – произнес он. – Вчера в Министерстве ты порадовала меня своей покладистостью. Я даже подумываю о том, чтобы позволить тебе, скажем… гулять в саду. Как тебе такая милость?
– О, хозяин, я так благ… – Джинни замолкла на полуслове, когда из камина столовой вышли двое.
Макнейр недоуменно нахмурился, озадаченный поведением рабыни, которая смотрела куда-то ему за спину. Не успел он обернуться, чтобы проследить за ее взглядом, как луч Отключающего настиг его, погружая во тьму.
– Фините! – раздалось откуда-то издалека, и Уолден почувствовал, как магия выталкивает его из полузабытья.
Голова раскалывалась, будто в нее швырнули булыжник, и Пожирателю потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Открыв глаза, он с трудом смог сфокусироваться, после чего увидел перед собой Треверса и какую-то незнакомую ему девку. Оглядевшись, он понял, что понятия не имеет, где находится. Это был довольно большой зал с широкими окнами, через которые проливался мягкий солнечный свет. Судя по облупившейся на стенах штукатурке и толстому слою пыли на полу, здание было давно заброшенным. Следующее, что он заметил – руки сцеплены за спинкой стула, на котором он сидел, а ноги привязаны к деревянным ножкам.
Макнейр дернулся в путах и рявкнул:
– Треверс! Какого хрена? Немедленно развяжи меня!
Треверс лишь рассмеялся, а потом произнес не своим голосом:
– Сейчас не лучшее время, чтобы доверять своим глазам, Уолден. В конце концов, не только ты любишь Оборотное.
После этих слов лицо Пожирателя стало меняться, обретая новые черты. Длинные волосы Треверса стали укорачиваться, пока не остановились на середине шеи сзади, а спереди – на уровне лба, образовывая косую челку, падающую на глаза. Орлиный нос Пожирателя сменился аккуратным курносым, а массивный широкий подбородок стал острее. Макнейр напряженно смотрел за преображением. Но когда чары Оборотного окончательно развеялись, он понял, что первый раз видит стоящего перед ним статного мужчину с торчащими в разные стороны слегка вьющимися волосами. Лицо незнакомца было покрыто морщинами и шрамами, что сильно огрубляло его, но не мешало ему оставаться привлекательным.
– Ты кто такой, мать твою? – бросил Макнейр, сощурившись.
Мужчина вскинул брови.
– Неужели я так сильно изменился? Хотя… пребывание в Азкабане накладывает отпечаток, знаешь ли. Меня зовут Майкл Мортинсен.
Майкл Мортинсен. Что-то знакомое.
– Что, никак не вспоминается? – усмехнулся мужчина. – Это ничего. В конце концов, столько лет прошло. К тому же, наше общение можно назвать весьма эпизодическим. Но, думаю, когда с моей подруги спадет действие Оборотного, ты все поймешь.
Вскоре стоящая рядом с ним женщина также стала меняться. Волосы удлинились и изменили оттенок, фигура стала более точеной и, наконец… на лице проступил до боли знакомый Макнейру шрам.
– Виктория… – шокировано проговорил Пожиратель.
– Приятно, что ты так быстро вспомнил подругу детства, – проговорила женщина. – Впрочем, твоими стараниями мое лицо приобрело весьма яркую и узнаваемую черту, – она насмешливо прочертила пальцем дорожку вдоль шрама, тянущегося по левой щеке к подбородку.
– Нет, я… – попытался опротестовать он преподнесённую Викторией как факт информацию.