Как рождаются и умирают монстры (СИ)

Завершив процедуру, которая оказалась куда более терпимой и эффективной, чем маггловские восковые полоски, Гермиона осторожно открыла дверь ванной и выглянула наружу. Комната была пуста. Но Долохов мог появиться в любую минуту, поэтому она поспешила к платяному шкафу, чтобы подобрать себе какую-нибудь одежду.

Шкаф был таким же антикварным, как и все в спальне. Она провела рукой по резной створке. Было очевидно, что за мебелью давно не ухаживали: поверхность оказалась немного шершавой, кое-где облупился лак.

Интересно, кому раньше принадлежало это поместье?

Девушка открыла дверцы и обнаружила внутри целую коллекцию разнообразных по стилю и цвету платьев. Она провела рукой по тканям – в основном шёлк и лён, и немного шерсти.

И тут в голове Гермионы что-то щелкнуло. Что стало с владелицей этих платьев? Была ли она убита прямо в этой комнате? Мучилась ли она или смерть пришла быстро? Были ли у нее дети? Они тоже мертвы?

Поток вопросов, роящихся в голове Гермионы, прервал звук открывающейся двери, она резко обернулась – в комнату вошел Долохов.

– Как и все девушки, ты слишком долго собираешься, – с усмешкой сказал он. – Выбери себе уже что-нибудь.

Глаза Гермионы загорелись вызовом – впервые за эти три недели.

– Я не буду это надевать, – бросила она.

– Не твой стиль? – все также криво улыбаясь, произнес Долохов.

– Я не стану носить платья твоих жертв, – голос Гермионы дрогнул на последнем слове, но глаза по-прежнему сверкали яростным сопротивлением.

Мужчина на пару секунд замер, и эмоции на его лице стали стремительно меняться – удивление, грусть, и, наконец, злость. И если последнюю эмоцию она могла предугадать, то первые две стали неожиданным открытием.

Сделав черты лица еще более жесткими, чем обычно, злость никуда не исчезла, когда он, издав короткий смешок, произнес:

– Что ж, так даже лучше. Не придется возиться со всеми этими завязками и пуговицами, чтобы раздеть тебя.

Гермиона вздрогнула, ее кисть непроизвольно поднялась на уровень груди, и пальцы сомкнулась на крае полотенца, там, где был узел, фиксирующий его на теле. Она судорожно окинула взглядом комнату в поисках путей отступления.

Она не готова. Она думала, что готова, но теперь поняла, что ошибалась.

Долохов сделал шаг вперед, и Гермиона бросилась вправо, туда, где на тумбочке стояла небольшая, но, судя по виду, увесистая статуэтка. Мужчина рванул в том же направлении, но комната была довольно просторной, а он находился в другом ее конце, поэтому Гермиона успела добежать раньше и схватить статуэтку. Она резко развернулась и швырнула, оказавшуюся, похоже, мраморной, фигурку в подбегающего Долохова. Статуэтка определенно попала бы ему прямо в голову, если бы не щит Протего, который Долохов в последнюю секунду выставил перед собой невербально. Белая с темно-серыми прожилками фигурка ударилась о защитные чары и с глухим стуком упала на пол. Мужчина опустил глаза вниз, и, отшвырнув статуэтку ногой, снова шагнул к Гермионе.

Больше не найдя под рукой ничего, что можно было бы использовать как оружие, девушка запаниковала. Расстояние между ней и хоть и медленно, но неумолимо приближающимся Долоховым было уже сейчас слишком коротким – около трех метров. Это случится сейчас – он изнасилует ее, а она совсем беззащитна.

Как была беззащитна Тонкс перед теми зверями в Азкабане.

Когда перед глазами всплыло искаженное нечеловеческими страданиями лицо этой некогда веселой и энергичной молодой женщины, мысли Гермионы превратились в какой-то винегрет – картинки воспоминаний стремительно сменялись, спутываясь друг с другом и закручиваясь в жутких комбинациях.

Гермиона не раз испытывала страх за время странствий в поисках крестражей. Но то, что она увидела в камере напротив в ночь смерти Тонкс, было, без сомнения, самым ужасающим из ее воспоминаний. Те мужчины не просто хотели получить удовольствие. Они откровенно глумились и издевались над телом женщины, причиняя ей, судя по ее душераздирающим крикам, невыносимую боль. Они не применяли проклятий, но смогли превратить, казалось бы, обычные вещи в изощренные орудия пыток, с интересом наблюдая, насколько сможет растянуться женское влагалище, принимая в себя поочередно эти предметы, пока не порвется.

Все те жуткие сцены на долю секунды возникали и тут же исчезали у нее перед глазами, пока Долохов приближался.

И вот, он уже совсем близко. Между ними всего один метр.

Каждая клеточка тела дрожала, каждый мускул ныл от напряжения. Кровь стучала в висках с такой силой, что, казалось, сейчас разорвет тонкую кожу и хлынет наружу.

И вдруг…. ее отпустило. Мышцы расслабились, подарив недолгое, но такое необходимое облегчение. Даже страх улетучился, уступив место спокойствию и апатии. На какие-то пару-тройку секунд в реальности вокруг нее будто сгладились все углы, и боль от соприкосновения с ней ушла.

Испытывая это непонятное ей пока ощущение, Гермиона внезапно осознала, что Долохов так и не приблизился к ней.

Напряжение моментально вернулось снова.