Ночь Гермиона так и провела – сидя на медленно высыхающем полу недалеко от кровати. Она была совершенно истощена морально и, похоже, тело ее тоже ослабло.
Утром, едва первые лучики солнца проникли в комнату, девушка перевела взгляд, до этого устремленный куда-то в пустоту, на дверь. Она ждала, что Долохов ворвется сюда. Но он так и не появился, даже когда золотые лучи уже вовсю рассекали небосвод.
Зато появилась Руна с подносом, полным разнообразной еды. По виду эльфийки было ясно, что она определенно чувствовала, что что-то не так, но попыток заговорить с Гермионой не предпринимала, а просто поставила поднос на прикроватную тумбочку и тут же аппарировала прочь. Возможно, это был приказ Долохова, а может, Руна просто не понимала, как себя вести с подозрительно притихшей девушкой, которая не шевельнулась и даже не подняла глаз, когда она материализовалась в комнате.
Гермиона ощущала себя в какой-то прострации, в ее сознании по-прежнему была мешанина из воспоминаний – об Азкабане, мертвых друзьях и событиях вчерашнего вечера. А еще перед глазами стояло смущенное лицо Долохова, которое не позволяло ей избавиться от охватившего ее всю чувства унижения. Где-то на задворках сознания она понимала, что всему виной стресс, накопившийся за эти три насыщенные страшными событиями недели, но от этого ей не становилось легче.
Слезы снова заполнили глаза.
Когда Антонина что-то нервировало, мешая рассуждать рационально, он брал в руки какую-нибудь книгу и углублялся в чтение. Книги помогали ему привести мысли в порядок и успокоить бушующие чувства.
Большинство его знакомых были уверены, что диапазон испытываемых им эмоций крайне скуден. На самом же деле, за этой внешней холодностью и кажущимся равнодушием скрывалась огромная мозаика из различных переживаний и страстей. Но Антонин помнил наставления отца: никто не должен знать, что ты чувствуешь, эмоциональный мужчина в глазах других слаб, а слабого никогда не будут воспринимать всерьез. И он научился надевать маску безразличия еще будучи подростком – его почти никогда не видели радостным, грустным, взволнованным, влюбленным. Единственное, что он позволял себе проявлять публично, были разные градации злости – от недовольства и неприязни до гнева и ярости.
Но эмоции всегда бурлили в нем, поэтому, чтобы их усмирить и не дать им вырваться наружу, он брал в руки книгу и погружался в мир, разворачивающийся на ее страницах. И эмоции отходили на второй план, в итоге просто растворяясь и оставляя после себя лишь дымку.
Обычно это работало так. Но только не сегодня.
Сегодня Антонин уже час сидел в кабинете и пытался читать, но его постоянно что-то отвлекало. То эти дурацкие птицы на раскидистой иве под окном своими руладами вызывали головную боль, то гребаный треск поленьев в камине сбивал с мыслей, но самым ужасным была то и дело всплывающая перед глазами картина рыдающей на мокром полу грязнокровки.
Твою мать! Неужели он настолько страшен, что способен одним своим видом спровоцировать такую реакцию? Ведь он даже пальцем к ней не успел притронуться.
Или девчонка наслышана о его подвигах во славу Темного Лорда? Ну, да, он совершал разное, и не всегда это было просто милосердное убийство. Наоборот, чаще всего это были жестокие и длительные пытки, а только потом спасительный для пленников луч Авады.
Но он же ни разу не причинил ей боли. А вчера с трудом, но сдержался, так и не поддавшись искушению, хотя у него был нехилый стояк, когда ее хрупкое теплое тельце прижималось к его груди. Да он из Азкабана ее вытащил – за одно это она должна быть благодарна ему по гроб жизни.
А теперь он сидит тут, как какой-то растерянный мальчишка и не может решиться, чтобы зайти в ее комнату и взять то, что его по праву.
Она грязнокровка. Он ее хозяин. У нее нет выбора. Она обязана делать все, что он скажет.
Драккл ее подери!
– Руна!
Эльфийка тут же материализовалась посреди кабинета.
– Ты отнесла грязнокровке ужин? – эльфийка кивнула. – Что она делает? Что вообще она делала весь этот день?
– Юная мисс ничего не делает, просто сидит на полу, – произнесла эльфийка.
– Просто сидит? На одном и том же месте? – Антонин нахмурился.
Она сидит там со вчерашнего вечера. Черт!
Руна кивнула и продолжила:
– Утром юная мисс, кажется, плакала. Руна не решилась заговорить с юной мисс, потому что юная мисс выглядела немного странно.… Руна боялась расстроить юную мисс сильнее.
Выглядела странно... Отличная работа, Антонин – ты свел ее с ума.
– Она хотя бы съела что-нибудь?
Ушки эльфийки поникли, и она отрицательно покачала головой.
– Ладно. Иди, – Антонин свел пальцы на переносице.
Ему нужен совет.